— Ты поторопился уйти, Чарли, мальчик мой, — сказал Бенедикт, расслабившись, небрежно откинувшись на спинку стула, словно ничто на свете его не заботило. — Я говорил Норрису, что не могу положиться на тебя в том, что ты крепко возьмешь бразды правления и не сбавляя скорости поведешь «Луизу Тауэрс» полным ходом вперед, если мы с Луизой уйдем. Я должен сохранить компанию для следующего поколения, — он с грустной задумчивостью посмотрел на сына. — Знаешь, все это в конечном счете перейдет к Кику. Если бы ты держался за фирму, она могла бы стать твоей, но у тебя извращенные ценности; ты слишком долго путался с этой женщиной…
Это было слишком. Чарльз вскочил, красный и разъяренный.
— Я «держался» за фирму? Да я выворачивался наизнанку ради компании, а ты пальцем не пошевельнул, чтобы прекратить досужие, глупые сплетни; ни ты, ни Луиза не сделали ничего достойного, чтобы остановить угодливых…
— А, пошел к черту. — Его отец пролил бренди на стол. — Иди к черту со своей чешской потаскухой. — Он закрыл глаза. Казалось, он не отдает себе отчета в том, что говорит. — Сьюзи была права… «чешское вторжение»…
Но Чарльз не собирался больше выслушивать его.
В тот вечер Чарльз впервые не остался глух к планам Наташи на будущее, о котором она часто говорила: о будущем, которое они могли разделить в профессиональной области, если уж им не суждено этого в личной жизни. У него были деньги из наследства матери. Даже если он никогда больше не получит ни цента от отца или «Тауэрс фармасетикалз», он был в состоянии начать собственное дело.
— Всего лишь маленький салон косметических средств для ухода за кожей с хорошо организованным, чистым цехом и добросовестным обслуживанием, — мечтательно говорила Наташа, как она уже не раз делала раньше. — Только оглянись вокруг. Американской женщине так нужна помощь; не всем по карману модные универсальные магазины, институты, щеголяющие высокими ценами. Мы можем найти что-нибудь скромное, что-то такое, что уже продается в больших магазинах — как вы говорите, на массовом рынке — вроде Формулы 405. Одно специализированное средство по уходу за кожей… Нечто, на основе чего мы можем потихоньку открыть свое дело. Мы сможем это.
Чарльз слушал сквозь туман боли, но какая-то частица Наташиного воодушевления и убежденности проникала сквозь завесу. Приходится признать, что после смерти Сьюзен вместо того, чтобы сблизиться, они с отцом стали почти чужими друг другу. Что касается Луизы, однажды потерпевшей поражение, дважды отвергнутой, он никогда не сможет попросить ее помочь ему — и, конечно, Наташе — в той или иной форме. Он никогда не рассказывал Наташе о сцене с Луизой в своем кабинете и никогда не расскажет. Это доказывало только одно: Наташу явно никогда не примут в семью Тауэрс. Луиза уж об этом позаботится. Он снова вспомнил слова отца, сказанные после ленча. Они ярко запечатлелись в его памяти. Неужели отец так его ненавидел?
Чарльз попытался сосредоточиться на Наташиных словах. В этом был смысл. Очевидно, он никогда не сможет соперничать с косметической компанией собственной семьи, но массовый рынок, где «Луиза Тауэрс» никогда не была и не будет, почему бы ему не попытать счастья там? Если он своими силами добьется успеха, вероятно, отец признает, что его сын чего-то стоит. Тогда однажды этот мост соединит их.
Он взял в ладони серьезное Наташино лицо. Ее кожа напоминала бархат, бархатный персик. Он проделал дорожку языком по ее лицу, наслаждаясь тем, как она изгибается от удовольствия, предвкушая, как она скоро будет извиваться в его объятиях. Он никогда ничего не обещал ей, и она никогда ничего не требовала от него. Он утешал ее, когда она оплакивала Кристину, которая росла без матери в коммунистическом аду Праги; она утешала его, когда он оплакивал потерю своей семьи.
— Завтра, — сказал он с уверенностью, которой не испытывал, — завтра мы начнем закупать все необходимое для маленькой компании по уходу за кожей. — Когда ее лицо просияло, он передразнил ее: — Маленького салона косметических средств для ухода за кожей для массового потребителя.
Токио, 1976
На высоком стуле, который принес ухмыляющийся и в то же время явно испытывающий почтение служащий магазина, важно восседал юный джентльмен, приходившийся по странному сочетанию одновременно и приемным сыном, и внуком по мужу самой важной почетной гостье, мадам Луизе Тауэрс. По бесстрастному выражению лица Кика — а это был он — было непонятно, одобряет или не одобряет юноша церемонию открытия, что с точки зрения японских сановников отвечало правилам этикета.
Владельцы колоссального универсального магазина «Такашимайя» с такими же ничего не выражавшими лицами и их жены в изысканных кимоно, стоявшие на шаг позади мужей, негромко зааплодировали, когда Луиза перерезала белую шелковую ленту, опоясывавшую первый «Институт красоты Луизы Тауэрс» и отдел магазина в Японии.