Сторож сестре моей. Книга 2

Несмотря на то, что Кик признавал, как очаровательно выглядела Лулу в светло-бирюзовом шелковом костюме, туфлях в цвет костюму и маленькой шляпке с вуалью, в глубине души его воротило от лицемерия всего происходящего. Для поездки дед лично составил для него отдельный план, дабы внук мог лучше познакомиться с Луизой Тауэрс. Выполняя один из пунктов этого расписания, ему пришлось встать ни свет ни заря, чтобы встретиться с Даги Фасеффом, шефом отдела творческих композиций компании, и выяснить, все ли сделано для успешного проведения церемонии.

Теперь он знал — как будто его это волновало, — почему кожа Лулу источает почти мертвенно-бледный, лунный свет, когда она поворачивается лицом к аудитории; Даги сказал ему, что японские женщины страстно мечтают сделать свою кожу безупречно белой и готовы выложить за это сколько угодно йен. Кик также знал, почему на бирюзовом костюме Лулу не появилось ни единой морщинки, хотя она в нем уже намного больше часа. Это чудо стало возможным благодаря свету двух вольфрамовых прожекторов, на установку которых ушла целая вечность, начиная примерно с восьми часов утра. Сейчас их свет, проходивший сквозь специальный задник из совершенно белой, невидимой бумаги, создавал тот самый, необходимый драматический эффект, отбрасывая тени на две колонны, специально воздвигнутые к церемонии открытия, чтобы натянуть белую шелковую ленту перед «Институтом». И еще, как объяснил Даги, прожектора «очаровательно подчеркивали линии скул мадам Тауэрс». «Очаровательный» было одним из любимых словечек Даги.

Кик попытался взглянуть на часы так, чтобы никто не заметил. Он положил левую руку на колено. Пропади ты пропадом! Рукав закрывал циферблат. Если бы он догадался посмотреть, когда вставал, чтобы присоединиться к аплодисментам, но он этого не сделал, а дед слишком хорошо вдолбил ему свою лекцию о том, как важен в Японии язык жестов и правильный контакт глаз, чтобы он сейчас забыл об осторожности.

Кик поступил так, как он частенько делал, чтобы скоротать время на бесконечных официальных мероприятиях «Тауэрс»: он начал вести воображаемую беседу с директором «Такашимайя», который сейчас произносил очередную высокопарную приветственную речь, которую мучительно долго переводили на корявый английский.

— Ты, глупый, желтолицый, маленький жучок, — говорил про себя Кик, — неужели ты не знаешь, откуда на самом деле взялся крем от морщин, который ты будешь продавать? Сделан специально для тебя из водяных лилий, выращенных для «Луизы Тауэрс» монашками из ордена молчальников во Франции? Как бы не так! На самом деле он сделан на фабрике «Тауэрс фармасетикалз» в городе Элизабет, Нью-Джерси!

Хотя мальчик оставался совершенно неподвижным, его темно-голубые глаза сверкали, обегая длинную, покорную очередь женщин-покупательниц, окруживших новый «Институт Луизы Тауэрс». Казались, те внимали каждому слову, дожидаясь долгожданной минуты, когда смогут сделать первые покупки.

— Ну а вы, мои узкоглазые друзья, разве вы не знаете, что сделать жирную, смягчающую помаду, которую вам не терпится купить за пять долларов — или сколько это там у вас на ваши паршивые деньги, — стоит всего десять центов?

Лулу почувствовала, как ему тяжко сидеть здесь, и понимающе улыбнулась. Так вот, он, Кик, не намерен доставлять ей удовольствие, улыбнувшись в ответ, хотя знал, что не ее вина, что он торчит здесь, на этом утомительном мероприятии, в душном универсальном магазине Токио, вместо того чтобы купаться в проливе Зунд или ловить рыбу в Мэне с кем-нибудь из своих лучших друзей из Дэлтона. Не ее вина, что дед вынужден был улететь домой потому, что дяде Леонарду стало хуже.

И все равно он обвинял Луизу точно так же — он знал это наверняка, — как ее обвинила бы его мать. Потому, что она существовала. Потому, что она построила «Луизу Тауэрс». Потому что теперь, когда дядя Чарли порвал все отношения с компанией и — что еще хуже — понукаемый всей родней начал свое дело, все мечты его деда о будущем связаны с ним и, в меньшей степени, с его сестрой Фионой. Это так нечестно!

Кик незаметно поерзал на стуле, так как теперь, опять через переводчика, Луиза начала произносить речь, слава Богу, последнюю на сегодняшний день.