— Что ж, сэр, если вы привыкли уважать частную жизнь и требовать, чтобы уважали вашу собственную, мне кажется, вы прибыли не в ту страну. Но простите меня, я все еще в шоке после смерти моего мужа и не хочу отговаривать вас от покупки этой прекрасной плантации. Осмотритесь вокруг, а потом может быть, вы с мистером Бикерстаффом присоединитесь к нам за ужином?
Следующие два часа Элизабет провела, разбирая упаковки своей одежды и личных вещей. Остальное — мебель, лошадей, рабов, даже настенные портреты — она продаст вместе с домом и больше никогда о них не вспомнит.
Наконец Марлоу, Бикерстафф и поверенный вернулись с прогулки по осмотру плантации, возбужденно разговаривая, их прекрасные туфли были заляпаны грязью. Рассаживая их вокруг обеденного стола, Элизабет спросила: — Скажите, сэр, что вы думаете об этом месте?
— Великолепно, мэм, как раз то, на что мы и надеялись, — сказал Марлоу.
— Эти виргинские плантации очень хвалят в Англии, — сказал Бикерстафф, — и я нахожу, что земля здесь главное, но надо отметить, здешние дома никоим образом не идут, ни в какое сравнение со всеми большими домами в Англии.
— Вполне соглашусь с вами, сэр, — сказала Элизабет, и это было правдой. Самым роскошным жилищем в Вирджинии считался бы всего лишь скромный загородный дом в Англии. — Эта земля все еще дикая, несмотря на все преимущества, которые вы здесь находите.
Они приятно провели время: Марло был веселым и довольным, Бикерстафф спокойным и педантичным. Странная пара. С осторожностью Элизабет смогла установить, что Марлоу был родом из Кента, хотя не распространялся в отношении своей семьи, что еще больше возбудило ее любопытство. Он сказал, что много лет командовал каперским судном во время последней войны, и большую часть времени провел в плаваниях и за границей.
«Это могло бы объяснить, почему у него был не совсем правильный акцент, - подумала она. - И, возможно, почему сам мужчина был таким ... любопытным. Не в каком-то предосудительном смысле. В его внешности, манерах не было ничего предосудительного. Просто было что-то выходящее за рамки. К этому мужчине следует подходить с осторожностью или не подходить вообще».
Когда последние тарелки были убраны, Марлоу застенчиво сложил руки, первый расслабленный жест, который Элизабет увидела от него, и сказал: — Теперь я становлюсь паршивым плантатором.
— Не грубите, пожалуйста, сэр, эта плантация очень дорога мне, — сказала Элизабет.
— Тогда, возможно, мы приступим к торгу, мэм.
— Сэр?
— Марлоу кивнул поверенному. — Я считаю, пять тысяч будет справедливой ценой?
«Пять тысяч фунтов табака, считалось приличной суммой в землях приливных вод. – Элизабет обдумывала это предложение. – Это была справедливая цена. Не чрезмерная, даже не щедрая, а именно справедливая, и ей хотелось поскорее избавиться от этой плантации. Но, как и у большинства людей в Вирджинии, у нее было мало звонкой монеты, мало твердой валюты, а сейчас ей нужны были деньги, а не табак, на выращивание которого у этого Марлоу уйдет полгода».
— Ну… — сказал поверенный, не слишком впечатленный предложением. — Мы подвергаем себя некоторому риску, сэр. Неурожай, падение цен на табак на рынке. Имея это в виду, возможно, было бы лучше…
— Возможно, мы все же примем решение, сэр, — вмешалась Элизабет. Ее интересы отличались от интересов поверенного, и были совсем другими. Поверенный рассчитывал на лучшую цену, сколько бы времени это ни заняло, а ей хотелось получить хоть какие-то твердые деньги и сразу. — Возможно ли получить часть этой суммы в звонкой монете, а остальное, когда созреет урожай? Я понимаю, что это весьма необычная просьба, но мои обстоятельства заставляют меня выдвинуть такое условие.
Поверенный сердито посмотрел на нее, но она проигнорировала его взгляд и попыталась не обращать внимания на растерянность лица Марлоу. Он взглянул на Бикерстаффа, но тот тоже выглядел сбитым с толку.
— Я в растерянности, мэм, — сказал он, наконец. — Но у меня в данный момент нет ни земли, ни урожая…
— Конечно, нет, — сказала Элизабет, все больше раздражаясь. — Я предполагала, что пять тысяч фунтов табака, которые вы предлагаете, будут получены из вашего первого урожая после покупки этой плантации. У меня нет возражений против этого, но для моих непосредственных интересов…
— Табак? — перебил ее Марлоу. — Вы подумали, что я предлагаю пять тысяч фунтов табака?
— Ну, конечно, — сказал поверенный. – Табак, это денежная единица этой колонии. Так в чем же дело?
— Но я предложил пять тысяч фунтов стерлингов, сэр. Золотом и серебром, если это приемлемо.
Поверенному стоило огромных усилий не расплескать чай по столу, и даже Элизабет с трудом сдержала свою реакцию. Пять тысяч фунтов золотом и серебром? Это было неслыханно в стесненной в средствах колонии. Это была непомерная цена за плантацию.
— Да, это бы нас устроило, — моментально сказал поверенный, быстро придя в себя. — Вы выпишите чек в свой банк в Англии?
— В этом нет нужды, сэр. У меня деньги с собой.