Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

405 b. Сборник для духовного паломничества. Германия, XV в. Paris. Bibliothèque de l'Arsenal. Ms. 212. Fol. 9v

Герб Христа с символами его Страстей (Arma Christi): крестом, на котором запечатлены его раны; сердцем с раной от копья, пронзившего его бок; фигурой Иуды с предательским кошельком; гвоздями и пр. На шлеме, венчающем щит, надет терновый венец, а сверху (вместо нашлемника) закреплены копье, губка с уксусом, розги и бичи, которыми Христа истязали, а между ними – его благословляющая длань с крещатым нимбом. Такой герб был инструментом благочестивой медитации о Страстях Христовых. Напротив него идут тексты молитв, обещавшие тому, кто их произнесет, индульгенции на определенное число лет.

406. Дирк ван Дельф. Скрижаль христианской веры герцога Альбрехта. Утрехт (Нидерланды), ок. 1400–1404 гг. Baltimore. The Walters Art Museum. Ms. W.171. Fol. 2r

Усовершенствованная схема Троицы, выражающая единство ипостасей без всяких слов, с помощью своего рода средневековых «эмодзи»: креста (Христос), благословляющей длани (Бог-Отец) и голубя (Святой Дух). В центре – изображение неделимой Троицы в образе Иисуса Христа.

407. Григорий IX. Декреталии. Болонья (Италия), 1343 г. Angers. Bibliothèque municipale. Ms. 378. Fol. 2r

На этой миниатюре, изображающей небесный трибунал, в роли Судии выступает сразу вся Троица. В окружении сонма ангелов сияет круг, разделенный на три цветных доли. В золотом секторе изображено сияющее светило – символ Бога-Отца; в белом – ребенок с нимбом, символ Христа; в красном – птица с нимбом, символ Святого Духа.

408 а, b. Псалтирь. Венеция (Италия), ок. 1648 г. Dijon. Bibliothèque municipale. Ms. 2974. Fol. 95v

Более поздние «монограммы» Троицы устроены тем же образом, что и кольца Иоахима Флорского, – каждая буква опутывает две соседние.

В первом случае «монограмму» образуют буквы S, U и перевернутая U, с которых начинаются слова «unus et sanctus» (в пер. с лат. – «единый и священный»). Во втором – S, T и U, что означает «sanctus, trinus et unus» («священный, тройственный и единый»).

Композиция второго изображения усложнена перевитыми геометрическими фигурами: круги символизируют три персоны Троицы, четыре треугольника – евангелистов, а в промежутки между ними вписаны имена девяти ангельских чинов.

Троица там, где ее нет

Как показать Троицу, если Бог-Отец принципиально неизобразим? Ответов на этот вопрос было множество. Если одни художники шли по пути «неподобных подобий», создавая ужасающие своей необычностью образы, другие пытались отказаться от привычного антропоморфного Бога в пользу безóбразности и рисовали различные схемы. Однако были мастера, которые пытались совместить привычный антропоморфизм с его отрицанием (409).

Возможно, самым необычным экспериментом с иконографией Троицы стал цикл миниатюр в иллюминированном манускрипте конца XIII в., который известен под названием «Ротшильдские песнопения». Эта небольшая книжечка – богато украшенный сборник гимнов, библейских и богословских изречений, которые были призваны служить опорой для мистической медитации. Среди ее иллюстраций можно увидеть как традиционные образы Троицы, так и уникальные изображения, где триединое божество скрывается за сиянием Солнца (410), занавесями (411, 413) и геометрическими фигурами (412).

Иконографические эксперименты по сокрытию облика Троицы опирались на рассуждения о том, что Бога можно познать, лишь отрицая все его возможные определения. Этот метод мышления о Боге назывался апофатической (негативной) теологией, а разрабатывали ее такие гиганты богословия, как Августин (IV–V вв.) и Псевдо-Дионисий Ареопагит (V–VI вв.), Бонавентура (XIII в.) и Майстер Экхарт (XIII–XIV вв.).

409. Псалтирь. Йорк (?) (Великобритания), ок. 1240–1270 гг. Cambridge. Trinity College Library. Ms. B.11.4. Fol. 119r

Уникальное изображение Троицы, на котором лицо Бога-Отца скрыто узором в форме золотого четырехлистника. Правда, неясно, был ли этот образ изначально так нарисован, либо его позже «отцензурировали». Французский историк Жан Вирт предполагает, что узор мог быть добавлен позже, в XIV в., когда среди теологов вновь обострились споры о том, можно ли вообще придавать Богу-Отцу человеческий облик.