Полковник пересчитал кровяные шарики в упаковке – семь штук, точно патроны в револьвере. Яд мог быть в каждом. А мог и не быть ни в одном. Птицелов знал в котором или взял наугад?.. Что чувствовал в тот миг? Да, вспомнил про птицу, будто поймал скворца, держал в руках и упустил… Теперь и полковник поймал скворца!
Он выщелкнул шарик, бывший в соседней ячейке с тем, что выбрал Птицелов. Сел плотно в кресле, расслабился и осознанно, будто перед броском, выдержал паузу.
И в тот же миг подумал, что у этого недоноска в форме ОМОНа усы отрастут еще.
Капля упала на язык и, прижатая к нёбу, стала медленно размягчаться, будто сладкая, тающая во рту ягодка. Полковник раздавил ее о зубы и остановил дыхание…
Грузная, цепенящая боль ударила в затылок, сдавила виски. И почти сразу же онемел язык. Волна бесчувственности скользнула с него в гортань и побежала к сердцу. Хотелось того дремотного состояния покоя, которое он испытал, глядя на свистящий запал гранаты.
Полковник инстинктивно обхватил ладонями голову, сжал ее и замер, ожидая развязки. Боль поднималась в голове грибом ядерного взрыва, клубилась под черепом и заполняла его пространство. Гладкая кожа на затылке и темени омертвела, зато на ладонях стала болезненно-чувствительной, словно открытая рана…
И на этой очужевшей коже он ощутил рост волос! Они были совсем маленькие, тонкие, но густые, и на ощупь кожа головы напоминала бархат. Изумленный полковник приподнялся в кресле и вдруг обнаружил, точнее, осознал страшное, нестерпимое желание жить. Только бы эта рубиновая капсула не оказалась ядом! Он никогда не принимал нитроглицерина и совершенно не знал его действия. У полковника было хорошее, крепкое сердце…
Прошло секунд десять, долгих и каких-то свистящих, словно он прыгнул со скалы в пропасть и теперь ожидал удара о землю.
Ничего не случилось! А Птицелов, помнится, умер почти мгновенно. Боль медленно опала, рассосалась, разнесенная кровью по всему телу, но этот густой, едва ощутимый замшевый ершик на голове остался. Он не поверил своим рукам, включил свет и всмотрелся в зеркало, однако ничего, кроме своих изумленных глаз, не увидел. Тогда он принес настольную лампу и осветил себя сзади. Кожа на голове заискрилась: волосы росли серебристые, совершенно седые, однако это ничуть не расстроило его. Пусть хоть зеленые растут! Полковник приблизил лицо к зеркалу и стал ощупывать подбородок, верхнюю губу под носом, – и тут бабья, гладкая кожа стала замшевой, как у созревающего подростка…
За эту ночь волосы выросли на два миллиметра и, мягкие, бархатистые, были видны без всякого дополнительного освещения. Когда он утром посмотрелся в зеркало, то отметил, что похож на небритого, запившего горькую мужика. Глаза тоже были похмельные, красные и воспаленно поблескивали.
Он включил все телефоны, и почти сразу же позвонил «папа».
– Ты где был всю ночь? – спросил он тревожным голосом.
Полковник не мог объяснить, что был дома, в собственных стенах, и в одиночку переживал одному ему понятное потрясение. Впрочем, не хотел и объяснять, потому что это не касалось даже «папы».
– Плановые мероприятия, – односложно отозвался он.
– Ты что там вчера натворил? Меня тут жалобщики достают.
Он напрочь забыл о схватке с ОМОНом и потому невозмутимо ответил:
– Не понимаю.
– Зачем выбросил ОМОН из своего двора? Поставили тебя охранять, а ты…
Голос «папы» слегка повеселел, и послышалась в нем глубоко скрытая гордость.
– Отрабатывал действия группы захвата, – сказал полковник.
– Нашел время, – проворчал «папа». – Не трогай больше… В городе ожидаются массовые беспорядки, попытки захвата зданий и некоторых лиц. А твой домик сам знаешь…
– Этих жлобов поставили без документов, с оружием, – слегка возмутился полковник. – Банда, а не ОМОН.
– Не обращай внимания, – посоветовал «папа». – Эмвэдэшники проводят свою операцию, это их дело… Оружие и амуницию верни, когда приедут.
– Хорошо…
– И вообще ни на что не обращай внимания. Занимайся своим делом. Возможно, эту неделю буду очень занят, так что не ищи меня…
– Ясно.
– Пока эта шумиха идет, действуй самостоятельно. Посылай всех подальше.
– Принял к сведению.
– Будет время – позвоню, – пообещал «папа». – Кстати, как отработала группа захвата?
– Неплохо.
– Сколько сейчас у тебя человек?
– Всего восемь, – настораживаясь, ответил полковник. – Вчера работало шесть.
– Подбери людей. Мы должны иметь в этой группе человек пятнадцать, – неожиданно заявил «папа».
– Мне потребуется специальная экипировка, оружие…
– Распоряжусь, чтобы доставили, – немедленно отозвался он. – Должны быть постоянные и серьезные тренировки. Освободи их от всех других занятий.
– Все ясно, – заключил полковник. – Но серьезные тренировки – тренировки на пленэре…
– Только не трогай ОМОН, – посоветовал «папа». – И воинские части.
– Понятно.