Арчеладзе бросил трубку и стал собираться. Он отпихнул в шкафу три привычных за последние полгода костюма и вытащил светлую тройку. На душе было чувство государственного переворота: хотелось выглядеть иначе, хотелось какого-то обновления, но в гардеробе полковника не было ни одного неношеного костюма. Светлая тройка смотрелась прекрасно, однако не годилась для осени. Пришлось надеть темные брюки и светло-серый, спортивного покроя пиджак. На кухне он выпил чаю со старым, варенным вкрутую яйцом, и эта разность температур даже взбодрила его, внесла элемент ощущения контраста. Он достал из шкафа пистолет и, направляясь в переднюю, увидел на журнальном столике упаковку с нитроглицерином.
Он почти не спал в эту ночь, но было чувство, что он напрочь заспал события вчерашнего вечера, как бывает после хорошей попойки, когда наутро остаются лишь ощущения произошедших разговоров и событий. Полковник взял упаковку, хотел спрятать в шкаф и, передумав, повыщелкал таблетки в унитаз, спустил воду.
Во дворе опять дежурил ОМОН, только теперь другой, безусый, краснощекий и откормленный не хуже, чем североосетинский.
– Вы откуда, ребята? – спросил полковник.
– Из Омска! – весело отозвался один из бойцов.
Полковник выехал со двора в ворота, услужливо открытые омоновцами, и свернул за угол…
Вишневый «Москвич» стоял на том же месте, где стоял ночью, когда Арчеладзе ездил на встречу с Молодцовым. Затемненные стекла скрывали внутренность салона, государственный номер был уже другой, судя по буквам, Рязанской области…
Это был вызов, по дерзости не уступающий вчерашнему ОМОНу.
Полковник переложил пистолет в карман плаща, оставив дверцу открытой, не скрываясь, пошел к «Москвичу». Уже на ходу решил, что если он тронется с места – стрелять по колесам. На выстрелы немедленно прибегут бойцы ОМОНа, что бездельничают во дворе…
Показалось, что в кабине никого нет, темное боковое стекло отблескивало. Но едва полковник приблизился к машине, как оно опустилось. За рулем была темноволосая, красивая женщина с огромными глазами. Она смотрела молча и спокойно, может быть, ожидая вопроса. Из кабины пахнуло тонким и каким-то щемящим запахом духов. Полковник секунду помедлил, на миг забыв, с какой целью шел к «Москвичу». Женщина помогла.
– Вы ко мне? – спросила она странным, чарующим голосом.
– Нет, простите, – вымолвил полковник. – Я обознался…
Он круто повернулся и пошел к своей «Волге». Сел за руль и, трогаясь, посмотрел в зеркало: вишневый «Москвич» уплывал назад…
Пока он ехал на Лубянку, ему несколько раз показалось, что среди пестрого потока машин позади мелькает что-то вишневое, похожее на платочек…
Проходя в кабинет через свою приемную, он, как всегда, сдержанно поздоровался с секретарями и заметил на их лицах легкое выражение недоумения.
– Никого не впускать, – на ходу распорядился он и закрыл за собой обе двери.
Расшифрованное донесение зарубежного отделения было коротким и лаконичным: «В частных коллекциях и государственных музеях существует девять золотых значков НСДАП: Геббельса, Геринга, Розенберга, Кейтеля, Йодля, Шпеера, Кальтенбруннера, Круппа и Шахта. Вручено было всего одиннадцать. Значки Бормана и Гесса не найдены, как и их обладатели. Гитлер носил значок рядового члена партии, выполненный из алюминия».
Никаких комментариев больше не требовалось. В руках Арчеладзе был значок, принадлежавший либо Борману, либо Гессу. По ошибке осудили двойника Гесса, однако скоро разобрались…
Если исходить из того, что Зямщиц-старший, связанный с Комиссаром, заинтересован, чтобы сын вспомнил места, где был на Урале, значит, этот значок найден там. Другой вопрос: как он попал туда. Однако сейчас важно: где взял его Зямщиц-младший? Хочешь не хочешь, а придется верить в его бред…
Информация о Кристофере Фриче лежала под шифровкой. Оперативная группа сообщала, что объект официально поселился в гостинице «Москва», где снял апартаменты, но появился там всего один раз – позавчера поздно вечером, после чего отправился на такси на улицу Рокотова и вошел в квартиру гражданки Жуго. Разговор был очень коротким и велся на русском языке. Секретчица фирмы «Валькирия» пожаловалась, что она очень соскучилась по Кристоферу и весь вечер ждала его с нетерпением. Он же сказал, что хочет выпить стакан «Валькирии». В квартире двадцать три минуты было тихо, после чего опять послышались характерное дыхание, стоны и даже всхлипы. Эта парочка успокоилась лишь вчера утром, и целый день из квартиры никто не выходил.