Страх

— Вот настоящая власть. Вот естественный порядок. Лес использует десятки за десятками поколений млекопитающих для того, чтоб расти и продвигать свои деревья все дальше, во все стороны. Неумолимая твердая воля. И ни одна животина не догадывается, в каком великом древнем замысле участвует. И каждая тварь наслаждается жизнью «для себя» и свободой. Все счастливы.

Мы так создавали Мановах. Яркое, сочное, манящее яблочко. Сюда все едут со всех галактик урвать, взять свое, хапнуть, разбогатеть. Но богатеет Мановах. Растут и наливаются соками наши межгалактические корпорации. И все это по доброй воле народов. Все это плоды усилий миллионов эгоистов, гордецов, подлецов и героев, готовых рисковать всем, что есть, готовых тратить свои жизни, чтобы таскать наши ягодки своими ногами и животами, прокладывать нашим идеям дорогу в будущее. Потому что мы управляем их желаниями, их временем, их волей.

А твой Аханодин — тупой вертухай. Его плеть — это только боль. Боль сиюминутна и не может править долго. Воля сильнее боли. Он проиграет. И ты можешь проиграть, если свяжешь себя с ним.

— Плеть это не просто боль. Это страх боли, — Лилит крутила в руке бордовый цветок на темно-зеленом, почти черном стебле, — Страх может быть долгим, он может проникать в кости и шкуру, жить в сердце, может ставить на колени. Страх может оказаться сильней Воли. Будет очень страшно.

Гилац сосредоточенно смотрел на свои пальцы:

— Человек человеку рознь. Кто-то выберет твой Страх, но многие выберут Свободу. Это будет трудный экзамен. Как ты думаешь, каких окажется больше?

— Этот экзамен нужен человеку. Уже давно пора. Вы хотите строить новое человечество, не выяснив, какое оно? Не узнав, выберет ли оно Свободу или Страх? — Лилит легла на спину, глядя в синее небо между кронами, — Откуда мне знать, кого окажется больше, свободных или рабов? На то и экзамен.

— И твой Кошес позволит провести честный экзамен?

— Не Кошес. Я буду проводить экзамен. Я дам всем выбор.

— Я всегда тебе доверял, как никому — Гилац лег рядом на траву, повернувшись на бок, уперевшись локтем, глядя сбоку на профиль смотревшей в облака Лилит, — Но теперь ты уже не в моей власти. Я могу тебе верить?

— Да, старый ты мой дуб, верь. Я всем дам выбор. Экзамен будет честный. Ты узнаешь, какие людям нравятся ягодки…

Книга Беты. Глава 1. Верхний Лаз

— Часа в два — в три ночи жди. Могут начать.

Густав, прочитав сообщение, закрыл чат. Не раздеваясь, поставив у кровати бутылку с тоником, улегся поверх постели, положив себе нотик на живот. Решил коротать время игрой в шахматы по сети. Партия шла за партией с переменным успехом… Время подходило к четырем ночи. Бросил игру, глянул в новости — все тихо. Прошелся по ссылкам с трансляцией со спутников. Линия соприкосновения бритых и медведей тонула в ночной тьме. Никаких верениц огней, никакого движения. Пол пятого.

Вырубил нотик, решил уже спать. Сегодня, видимо отменяется. Моментально уснул.

В сером металлическом свете мелькали неясные тени и мерцали белые огоньки. Была слышна странная музыка, будто пел какой-то тибетский хор. Два голоса, искаженные помехами, говорили по радиосвязи:

— Мергел 75 единиц, полторы тысячи.

— Кто в долине?

— Пятый.

— Управление 300.

— Терминал 200.

— Готовность 10 минут.

Проснулся, увидев на часах 15 марта, 5–30. Почувствовал непонятно какими органами — что-то тяжелое, трудноощутимое но огромное, как-будто покачнулось, что-то куда-то сдвинулось, что-то изменилось. В голове словно сместились какие-то гироскопы так, что на мгновение стало не ясно, где ты находишься, какой сейчас год…

Густав встал, осознав, что уже не заснет, взялся варить кофе, затянулся сигаретой. 5–40. Услышал смутный гул. Выглянул в окно. Весь горизонт на юге светился белыми пятнами, в небо неслись красные огни. Оттуда еле слышно доносился мерный грохот и вой. Небо над гарнизоном задвигалось и наполнилось шорохом и свистом. Потом на севере загрохотало и забабахало. Ночь кончилась. В медвежьих селах и городках гулял огонь, танцуя вспышками разрывов. Склон горы, в трех километрах от гарнизона миротворцев, где стоял медвежий батальон, сиял и мигал как гирлянда, сотрясаясь от взрывов. Артиллерия бритых наносила настолько массированный артналет на медведей, что ни с какой провокацией это уже не спутать. Это война.

Накинув куртку, закрепив под ней пистолет с обоймами, нож и две гранаты, распихав по карманам все свои четыре телефона и три пачки сигарет, вышел на улицу, глядя, как батальон наблюдателей готовится к бою. Дело не долгое, танки и пушки итак уже стояли на позициях в капонирах. Бойцы, спавшие одетыми с оружием на руках, теперь веером разбегались по блиндажам и бетонным точкам. Густав спустился по лестнице и по длинному коридору прошел в бункер комбата.

Майор Дитрих кивнул ему и больше не отвлекался, раздавая приказания своим офицерам. Ланге попробовал дозвониться до соседа медведя с той горы — десять длинных гудков остались без ответа. Походу их распахали под ноль.