Колонна батальона вышла на север днем третьего дня войны, выстроившись в походно-боевой порядок. Впереди вместе с представителями бритых попылили бодрые джипы с разведкой, потом тяжко шипя поползли пять танков, потом броневики с пехотой, арта, тылы, а потом, в хвосте, опять танки. Бритые разрешили поднять в небо пару дронов — оглядывать фланги, и обещали снабдить по дороге солярой и провиантом, аккумуляторами и медикаментами.
Бодро и быстро шли только первый день — по расчищенным бритыми дорогам. Потом плавно слились с медленно ползшими по шоссе машинами, автобусами и грузовиками с беженцами. Отгонять их от себя сочли неэтичным да и невозможным, запретили сопровождавшим батальон бритым пытаться сталкивать беженцев на обочины. Через три дня перехода колонну миротворцев приняли представители гражданской администрации медведей и дальше их сопровождала местная полиция.
Зрелище разрушений и запах пожарищ не были для Густава чем-то новым. Но он впервые оказался на войне в качестве «наблюдателя». Вот и наблюдал, глядя в окно своего джипа, снимая все вокруг из машины на миникамеру в виде баночки Пепси. На каждом перекрестке дымились руины магазинчиков и отелей, остовы фур чадили на стоянках. На обочинах лежали сожженные грузовики, автобусы и легковушки. На дороге тут и там приходилось объезжать воронки от разрывов. Бритые отстрелялись артой так густо, как Густав еще не видел никогда. Было разрушено все до последнего сарая… Придорожные городки были похожи на груды хлама, по которым еще полыхали пожары. Колонна батальона шла по автобану, который по дуге огибал мало мальски большие города, остававшиеся дымными пятнами на горизонте.
Логика замысла наступавших была понятна — ошеломить и потрясти противника мощью первого артналета и бомбардировок, сломить и подавить тяжестью потерь — материальных и человеческих. Уничтожить все, чем жили медведи. Так старается поступать наступающая сторона во всех войнах. Но то, что сотворили бритые с землей Цереса за эти несколько суток было за пределами любой меры. Не жалели снарядов и бомб…
Опять остановились. Перед колонной затор из сотни машин, уткнувшихся в воронки и десяток сгоревших автобусов. Вперед поползли по обочине инженерные машины — столкнуть неопланы с дороги, засыпать ямы. Ланге вышел из машины размять ноги, закурив пошел посмотреть. Стоял у порванных в ошметки автобусов, уперевшись глазами в обугленные детские тела — разбросанные на асфальте вместе с обожженными черными железяками и дисками от колес, свисавшие из окон чадивших коричневым дымом автобусов, вкипевшие в уцелевшие спинки кресел в салонах. Похоже под удар вертолетов попала колонна с эвакуировавшимся детдомом. Из легковушек, сбившихся в пробку перед этим пепелищем, вышли толпой пассажиры. Мужики и бабы не голосили и не орали. Молча, раздавленные и потерянные смотрели на этот пи…дец, не зная что делать, что сказать, не в силах оторвать взгляд.
Густав тоже не знал, что сказать, подносил к глазам, типа прихлебывая, баночку Пепси с камерой, снимая, как бульдозеры натужно газуя, рыча и чихая солярой, взялись сталкивать тоскливо скрежетавшие обгоревшие короба автобусов с дороги на обочину и вниз на черневшее паленой травой поле. Железо кряхтя и лопаясь сжималось и рвалось, в клубах дыма и пыли исчезали силуэты детей. Солдаты пытались было убрать тела с дороги, хватаясь за руки за ноги, но тела рассыпались и разваливались, падая на асфальт головешками костей и пеплом. Вступил в дело бульдозер со скребком — мерзко, до дрожи по коже, звякая железом по асфальту, стал счищать пепел и прах к обочине. Ланге бросил сигарету и пошел в свой джип. А он еще думал, что после Маскалы, ему уже все в жизни пох…
Сидел в своем джипе и переваривал увиденное, пересматривал отснятое и отправлял в Мановах кадр за кадром, труп за трупом. Хребет приближался медленно, постепенно заслоняя небо и солнце черно-серым массивным гигантским отбойником. Нижний Лаз у подножия почти отвесного кряжа, как воронка собирал со всей равнины автобаны, проселковые шоссе и трассы, грунтовые дороги и тропы, стискивая в узкой горловине между уступами двух скал, где начинался причудливый извилистый серпантин наверх. Здесь в Нижнем в неподвижной пробке сбились в кучу сотни тысяч машин и, наверное, миллион человек.