К тому же дочери Хаса не так просто было с кем-то сойтись даже и на ночь. Отец никогда не был против ее знакомств в парнями, что называется «в целом», и не парил никогда, всякой фигней, типа «ни ни до свадьбы», да и не пытался даже выдать ее замуж. Но в среднем из каждых трех возможных кавалеров, Хас отвергал двоих — то по политическим причинам, то подозревал, что вражий агент, то из-за неснятых взысканий, то рановато этому мальчишке «еще себя не показал»… А если Хас был против, то лучше такому волку точно не давать, а то потом узнаешь через пару недель, что грохнули. «Странно, папа, почему ты запрещал мне строить глазки Радуге… Я много потеряла», — думала Ветка, когда ее накрыло, в третий раз.
Она дрожала и смеялась, краснела пятнами и чувствовала, как испаряется с ее кожи усталость и гнетущее напряжение последних дней. Со смехом уходили страх и неуверенность, она тискала руками плечи Радуги, видя красные следы своих пальцев на розовой коже. Он двигал ладонь ей по влажной ноге и что-то там прикалывался. Рыжий вел себя с ней непринужденно, как с подругой, так запросто, что с ним можно было во всех смыслах расслабиться. Если все волки были как пожар, то он был как Солнце. Светил и грел ровно и долго, не сжигая.
Черт такой, носит вечно дутые куртки, или не приталенное пальто, всякие толстовки… Ветка, конечно, прикидывала, что у него должна быть неплохая фигурка, но впервые увидев его голым, едва смогла скрыть восторг. Это был просто бог, настолько идеальное мужское тело, принцесса еще не встречала. Узкий, высокий, с четко очерченной мускулатурой, широкими плечами, стройной осанкой. Вылитая статуя Светоносного, которому поклонялись в Змеинной долине до Больших перемен.
Улыбчивый бог, в лучах солнца навис над ней снова, подав налитый фужер с вином и блюдечко с сыром, засмеялся, опять полез рукой к ней под простынь и нежно прикусил ей левый сосок. Ветка, почувствовала, что праздник еще не кончился, хихикала, и пила вино, счастливо глядя в потолок, когда за окном бахнуло, стекла издали звук гитарной струны, но удержались целыми в рамах. Еще раз бахнуло и еще. Радуга застыл над ней, уставившись в окно — Сука, достал уже, — поднялся и слез с кровати, торопясь натягивая штаны. Ветка потянулась за ним, успев еще потрогать ладонью его точеные мокрые от пота бедра. Он накинул куртку на голое тело, сунул ноги без носков в сапоги и выскочил из комнаты — выяснять потери и в который раз пытаться поймать вражеских минометчиков.
Белый пристрастился так шутить — брал каждый раз новые три грузовика с транзитными номерами, прятал в них три свои легких миномета с расчетами. Они спокойно в потоке дальнобойщиков ехали по трассе на северо-запад. Тормозили всякий раз в новой точке километрах в пяти от космодрома, делали один-два залпа и сваливали. Стреляли не прицельно, потому что так и не смогли всунуть разведку на Кобру, но все равно шесть мин каждый день, ахавших в самый не подходящий момент посреди базы, это не пять. Первые два залпа и вовсе унесли жизни пятерых бойцов и двух работников, еще шесть человек были ранены. Теперь народ по базе больше не шлялся как по дому, Радуга стал следить, чтобы перемещались на улице только бегом и запретил стоять без дела, курить или базарить вне укрытий. Все это, конечно, парило народ, не привыкший так жить и прятаться. И потери все равно были — кого-нибудь да цепляло, хотя бы легко. Иногда горели тачки или какая-то техника. Хорошо, что основной корпус базы, куда в итоги пришлось запихать весь народ и все сколь-нибудь ценное, построен на случай войны крепкий, минометами его не прошибить.
Радуга в тайне надеялся, что однажды стрелки хотя бы нечаянно зацепят общаковских ПВОшников, прикрывавших космодром и стоявших впритык к базе Радуги, тогда бы Белый огреб по полной. Но твари так сильно не промахивались. И при этом Белый не беспределил, обстреливал только саму базу бригады, не трогал терминалы космодрома, корпуса обслуживания, летное поле и стоянки звездолетов. Иначе бы нарвался на претензии префекта Северо-запада и Аэрокосмической службы. Конечно, жалобу префекта Белый как-нибудь да переживет, на крайняк откупится.