Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Вид с земли тоже ошеломлял. Восемнадцатилетний юноша Колин Перри ехал на велосипеде, когда наверху прошла первая волна. «Это было самое впечатляющее, потрясающее, захватывающее зрелище, – писал он позже. – Прямо надо мной – буквально сотни самолетов, немецких! В небе их было полным-полно». Он вспоминал, что истребители держались поблизости от бомбардировщиков – «словно пчелы вокруг матки»[515].

В Пламстеде, одном из юго-восточных районов Лондона, студент-архитектор Джек Грэм Райт и его семья расположились в гостиной на вечернее чаепитие. Его мать вынесла поднос с серебряной каймой, на котором стояли чашки с блюдцами, небольшой молочник, а также чайник, накрытый стеганым чехлом (чтобы напиток подольше сохранял тепло). Тут раздались сирены воздушной тревоги. Поначалу семейство не ощутило особого беспокойства, но потом Райт и его мать выглянули за дверь и увидели, что в небе кишмя кишат самолеты. Мать заметила, как с неба спускаются «маленькие яркие штучки», и вдруг поняла, что это бомбы. Вдвоем они побежали в укрытие – под лестницу. «Мы все ощутили, как нарастает крещендо звуков, заглушающее рокот самолетных моторов. Потом последовала череда сильнейших ударов – все ближе и ближе»[516].

Дом содрогнулся; половицы подскочили. Ударные волны, передавшиеся через землю, прошли сквозь людей – снизу вверх. Райт уперся спиной в косяк двери, чтобы не упасть. «Воздух в гостиной сгустился и стал мутным – он словно бы вдруг превратился в красно-бурый туман», – писал он. Мощная кирпичная «общая стена», отделявшая его дом от соседнего, казалось, выгнулась, а дверной косяк дрогнул. Куски черепицы, сорванные с крыши, пробили стеклянный потолок оранжереи. «Я слышал, как повсюду рушатся двери и разбиваются окна», – писал он.

Окружающее перестало ходить ходуном; стена все-таки устояла. «Бурый туман рассеялся, но все теперь покрывал мощный слой бурой пыли, под ним даже не виден был ковер». Одна деталь особенно врезалась ему в память: «Маленький фарфоровый молочник лежал на боку, ручеек пролитого молока достигал края стола и капал вниз, в этот толстый слой пыли».

Многие лондонцы запомнили именно эту пыль как одно из самых поразительных явлений прошедшей атаки – и последующих авианалетов. Рушащиеся здания извергали целые тучи измельченного кирпича, камня, штукатурки и известки с карнизов и чердаков, с крыш и из каминных труб, из очагов и печей: это была пыль кромвелевских, диккенсовских, викторианских времен. Бомбы часто детонировали только после того, как достигали почвы под домом, что добавляло почву и камни в пыльные шквалы, проносящиеся по улицам, и наполняло воздух густым могильным запахом сырой земли. Вначале пыль стремительно вырывалась наружу, словно дым из пушки, а потом замедляла свое движение и рассеивалась, сыплясь и оседая, покрывая тротуары, мостовые, ветровые стекла машин, двухэтажные автобусы, телефонные кабинки, тела погибших. Выжившие выбирались из развалин, покрытые ею с ног до головы, точно серой мукой. Гарольд Никольсон рассказывает в дневнике, что видел людей, окутанных «толстым слоем тумана, который оседал на всем, покрывая их волосы и брови обильной пылью»[517]. Это осложняло лечение ранений, как быстро обнаружила в этот субботний вечер врач по фамилии Мортон (она оказалась в числе медиков, занимавшихся этими ранами). «Поражало немыслимое количество грязи и пыли, вековой грязи и пыли, их взметало при каждом удобном случае», – писала Мортон. Она умела поддерживать раны в чистоте, чтобы в них не проникла инфекция, но сейчас эта ее подготовка оказалась бесполезной: «Головы у них были полны песка, камешков, пыли, и в их кожу въелась пыль, и было совершенно невозможно принять хоть какие-то серьезные антисептические меры»[518].

Особенно резал глаз вид крови на сером фоне. Это заметил писатель Грэм Грин, однажды вечером наблюдавший, как из уничтоженного бомбежкой здания выбирались солдаты, а потом «в дверных проемах застыла, словно только что вырвавшись из чистилища, толпа мужчин и женщин в запыленных разорванных пижамах, усыпанных маленькими кляксами крови»[519].

В субботу, в 17:20, «Мопс» Исмей и начальники штабов встретились, чтобы обсудить значение немецкого рейда. В 18:10 прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги, но уже в восемь вечера британский радар обнаружил, что над Францией собирается вторая волна немецких самолетов (она состояла из 318 бомбардировщиков). В 20:07 начальники штабов сошлись во мнении, что пришло время выпустить предупреждение «Кромвель» – тем самым оповестив вооруженные силы британской метрополии, что вторжение неминуемо и вот-вот начнется. Некоторые командиры на местах даже распорядились, чтобы церковные колокола начали звонить: условный сигнал, означающий, что в небе замечены вражеские парашютисты (притом что лично эти командиры ничего подобного не видели).