Всего двумя днями раньше о «Дорчестере» заговорили во время ланча Черчилля с президентом Гарварда Конантом, который остановился в «Кларидже». Клементина предложила ему из соображений безопасности перебраться в «Дорчестер», после чего вместе с Уиннифредой разразилась грубоватым многозначительным смехом, а затем (по воспоминаниям одного из гостей) «объяснила д-ру Конанту, что, хотя его жизнь, быть может, подвергается большей опасности в "Кларидже", его репутация, быть может, подвергнется большей опасности в "Дорчестере"».
Конант ответил, что как президент Гарварда «он лучше рискнет жизнью, чем репутацией»[906].
Глава 79
Бал королевы Шарлотты проводили в подземном танцевальном зале отеля «Гросвенор-хаус», напротив восточной границы Гайд-парка. «Дорчестер» находился в нескольких кварталах к югу; американское посольство – на таком же расстоянии к востоку. Большие «Даймлеры» и «Ягуары», с фарами, дававшими лишь тонкие световые кресты, медленно продвигались к отелю. Несмотря на высокую вероятность авианалета в столь ясную лунную ночь, в отеле собралось множество молодых женщин в белом – 150 дебютанток, а также толпа родителей, молодых мужчин и бывших дебютанток, которые пришли вывести их в свет на этом вечере кушаний и танцев.
Мэри Черчилль, которую впервые «вывели» годом раньше, провела субботу с подругами. Вместе с Джуди Монтегю она ходила по магазинам: «Купила прелестные ночные рубашки и очаровательный пеньюар». Она сочла, что в городе весьма оживленно – и полным-полно покупателей. «Мне и в самом деле кажется, что лондонские магазины сейчас очень-очень оживленные и милые», – писала она[908]. Мэри посидела за ланчем с Джуди и еще двумя подругами, а затем все они отправились смотреть репетицию церемонии разрезания торта (традиционной для этого бала): на этой репетиции дебютантки отрабатывали реверансы, которые им придется совершать перед гигантским белым тортом. Это было не просто вежливое приседание, а тщательно продуманный хореографический маневр (левое колено позади правого, голова высоко поднята, руки немного разведены в стороны, тело опускается плавно), который преподавала особая учительница танцев – кавалерственная дама[909] Маргерит Оливия Ранкин, более известная как мадам Вакани.
Мэри с подругами наблюдали за происходящим – взглядом холодных ценительниц. «Должна признаться, – писала Мэри, – все мы сошлись во мнении, что дебютантки нынешнего года не представляют собой ничего выдающегося».
После репетиции Мэри попила чаю в «Дорчестере» вместе с еще одной подругой (позже отметив в дневнике: «Огромное удовольствие»). Затем они сделали маникюр и надели бальные платья. Мэри облачилась в голубое шифоновое.
Ее мать и две другие дамы из высшего общества зарезервировали стол для себя, родных и друзей. Перед самым началом ужина, как раз когда Мэри спускалась в бальный зал, завыли сирены воздушной тревоги. Затем раздались «три громких удара» – вероятно, это были выстрелы тяжелых зенитных орудий, расчет которых находился по другую сторону улицы – в Гайд-парке, на поляне за деревьями.
Казалось, никто этого не замечает и не беспокоится по этому поводу, хотя шум и крики, доносившиеся снаружи все громче, наверняка добавляли особый нервический трепет, отсутствовавший на балах прошлых лет. В бальном зале, писала Мэри, «все было весело, беззаботно и счастливо». Считая, что подземный зал так же безопасен, как бомбоубежище, Мэри и другие пришедшие заняли свои места за столом, и ужин начался. Играл оркестр; женщины и «услады дебютанток» начали заполнять пространство для танцев. Никакого джаза здесь не полагалось – он будет позже, в «Кафе де Пари».
Мэри едва различала глухие выстрелы зенитных орудий и взрывы бомб – «странное постукивание и громыхание над нашей болтовней и музыкой» (как она это описывала).
Когда прозвучал сигнал воздушной тревоги, Снейкхипс выпивал с друзьями в клубе «Эмбасси», после чего он планировал отправиться на такси в «Кафе де Пари», чтобы подняться на сцену с первым из своих номеров. Однако, выйдя на улицу, он обнаружил, что никаких такси рядом нет – их водители попрятались по убежищам от авианалета. Друзья призывали его остаться и не идти на такой риск – добираться до кафе посреди воздушного рейда, явно довольно серьезного. Но Снейкхипс настаивал, что он выполнит обещание, данное владельцу клуба Мартину Поульсену, жизнерадостному датчанину, который перед этим разрешил ему 10 вечерних выступлений в клубах близ Лондона (каждый раз – на новом месте) за некоторые дополнительные деньги. Музыкант пустился бегом – пошутив насчет своей очень темной кожи: «Все равно в темноте меня никто не заметит»[910].
Снейкхипс добрался до клуба к 9:45 – промчавшись сквозь черные светомаскировочные шторы в верхней части лестничного пролета, сразу же за входом, и потом сбежав вниз по ступенькам.