- ... ну что же ты убегаешь от меня, малютка? Ты же знаешь, я всегда желал тебе одного добра!
- Это смотря что вы считаете добром!
- Ого! Да ты, я смотрю, грамотная стала не по годам. Кто тебя научил грубить своему папочке?
Обладатель хриплого голоса чему- то развеселился.
- Вы мне не отец! - в голосе маленькой девочки (теперь я был уверен в своём определении) прорезался гнев. - Мой папа давно умер. И если бы он был жив, вы бы так себя не вели!
- Жив? Ты права, твой старик отбросил копыта, а твоя мамаша кинулась на шею первому встречному. То есть мне. Мне! Кто, мать твою, растил тебя все эти годы, заботился, кормил, одевал? Дух святой? Нет? Правильно. Я и только я. И неужели я не заслужил хоть малейшей благодарности, горбатясь ради тебя до седьмого пота?..
Сейчас хриплый голос звучал зло и ощутимо сочился ядовитым сарказмом.
- Только я один думал о тебе и больше никто! Думал, как запихнуть кусок хлеба в твою неблагодарную глотку. А до чего же ты прожорлива!
- Вы меня всегда ненавидели! И всегда думали, как от меня избавиться!
- Не смей со мной так разговаривать, маленькая дрянь! Когда твоя мать смылась (плевать она на тебя хотела), ты осталась сидеть на моей трудовой шее. Да, да, трудовой шее! Думаешь, было легко сделать из тебя человека?
Надо же, какой добряк, поразился я, не ослабляя внимания.
- Я вас не просила ЗАБОТИТЬСЯ обо мне.
- Заткнись. Мне пришлось это делать. Ибо по натуре я человек мягкий и сострадательный. А в ответ ничего, кроме неблагодарности я не получаю. Сколько я мучился с тобой, недоедал, с хлеба на воду перебивался, лишь бы ты с голода не сдохла!
- Кроме выпивки вас ничто не интересовало, в том числе и я. Только папа меня любил!
- Да пусть он горит в аду! Он был ублюдком при жизни, остался им и после смерти. А твоя шлюха-мать...
- Не смейте ТАК говорить, вы!..
Голосок неизвестной девочки дрожал от обиды и едва сдерживаемых слёз.
- А то что, укусишь меня? Ладно, лапушка, этот разговор бесконечен. Хватит об одном и том же... Давай лучше поиграем! Твоему любимому папочке необходимо расслабиться после долгого тяжёлого дня. Ну, иди же ко мне!..
- Нет!
- Ты что, боишься меня? Я же не хочу тебе ничего плохого, прелесть моя. Просто поиграем, как в прошлый раз.
- Не надо, пожалуйста...
- Ну что же ты... Постой, не вздумай убегать от меня, тебе же хуже будет. Ты что, забыла, как нам было хорошо ТОГДА?
- Ну, пожалуйста, сэр, не трогайте меня, пожалуйста, - девочка шептала с отчаянной мольбой, всхлипывая и запинаясь. В её дрожащем голосе сквозил такой ужас, что я покрылся мурашками. Что этот подонок собирается с ней делать?
- Лучше ударьте меня, избейте, только не касайтесь меня ТАМ...
- Хорошо. Хорошо, я сказал. Не буду. Это ты будешь касаться меня. Как я тебя учил. Ты способная девочка, должна была запомнить.
- Я не хочу!
- А кто интересуется твоими желаниями? - удивлённо хрюкнул мужик. - Главное, что я хочу и хочу сильно. Покажи ручки, милая, не прячь их, разомни пальчики. Ой, какие у нас хорошие пальчики...
- Прошу вас, не надо, по...
- А ну хватит! Хватит ныть, маленькая стерва! Будешь делать то, что я тебе говорю и точка. Иначе я сверну твою цыплячью шейку!..
- Я в-всё расскажу мистеру Стокману...
- Попробуй и увидишь, что произойдёт. Я из тебя ремней настригу, ДОЧЕНЬКА. Расскажет она, ишь...
Я почувствовал, как холодная ярость застилает мою обычно рассудительную и трезвую голову, низводя до уровня дикого животного. Кроме шуток. А я ещё собирался распить с НИМ чарку! Остро захотелось сломать хребет этому доброхоту. И тут послышался какой-то шорох и вжиканье «молнии»...
- Приступай, малышка, доставь папочке удовольствие. Поработай ручками...
Больше сдерживаться я не мог. Ну, вы меня понимаете. Я слегка отклонился назад и со всей силы ударил ногой в дверь. С грохотом выстрела мортиры дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В помещении было жарко, как в бане. Кухня была просто огромна и ярко освещена свисающей с выбеленного потолка люстрой. Помимо полыхающего камина, нескольких жаровен и газовых плит, кухня вмещала целую вереницу столов, забитых соответствующей утварью. По стенам развешаны сковородки, кастрюли, всевозможные черпаки и прочая, прочая. Рядом с огромным кухонным шкафом была ещё одна дверь, не иначе ведущая в продуктовый подвал.
От жара и аромата булькающих на слабом огне котелков и кастрюль, точнее, их содержимого, у меня невольно закружилась голова. Да-а, кухонька впечатляла, что говорить. Но где же наш замечательный повар? А вот и он! Наш старый добрый повар. Между камином и плитой гипсовым изваянием замер жирный, как боров, толстый, небритый тип с тройным подбородком и совершенно дикими заплывшими глазками. На лысеющей светловолосой башке - белоснежный колпак, белая, заляпанная жиром куртка и спущенные до колен штаны довершали облик толстяка. Грязный фартук каким-то чудом держался на гиппопотамьей талии. И это урод для нас готовит?
- Ты, что ли, не доедаешь? - хмуро обратился я к этому жиртресту. За колоритной тушей повара едва угадывалась маленькая фигурка стоящей на коленях девочки.