– Ей понравилось слушать, как мы разговариваем, – сказала Элеанор Куин. – Думаю, Оно… Она сопоставляла слова с нашими чувствами, когда мы говорили. Она учится.
– Кажется, я почувствовала Ее, когда прижала руки к дереву. Поняла: внутри что-то есть. Она становится… сильнее?
– Не сильнее, а увереннее… В общении с нами. Помнишь, как ты говорила о магии? После того, как мы только-только сюда переехали? Я еще сказала, что мы найдем здесь много чего реального? Так вот, это и то и другое. Здесь и реальность, и магия. Никто нам никогда не поверит, мама, но здесь все по-настоящему! – Элеанор Куин подпрыгнула.
При других обстоятельствах Орла посчитала бы новообретенную храбрость Элеанор Куин обнадеживающей – как раз этого для нее хотели они с Шоу. Но Орла никак не могла отмахнуться от мысли, что они оба прошли переломный момент, заключили сделку в темноте в отчаянной попытке уйти отсюда. А… что, если они уже несколько недель сходят с ума? Победы не будет, если в итоге окажется, что они все это время страдали от галлюцинаций. Она снова закинула эту мысль в дальнюю комнатку в своей голове – к тем вещам, на которые не могла смотреть. Случилось слишком много всего, что должно быть настоящим.
Как еще она могла спасти детей?
Они вышли на небольшую полянку, которая окружала их дом. Орла надеялась, что деревья признают их и немного отступят. По крайней мере, они не придвинулись ближе.
И вдруг небо расцвело красками, приветствуя их. На этот раз появление северного сияния по-настоящему ощущалось как награда – как праздник. Внутри этого великолепного дерева было нечто большее, чем просто инстинкт выживания. Она обладала чувствами.
– Похоже, ей нравится, что ее понимают, – сказала Орла, чувствуя некое облегчение.
– Мне тоже! – Элеанор Куин широко улыбнулась великолепию огней.
Они смотрели на небо, где мерцали и перекатывались разные цвета. Словно бы невидимая художница разбрызгала краски по небу, а затем кистью смешала их, образуя новые сочетания.
Как и в прошлый раз, Элеанор Куин подняла палец – и снова цвета сжались до точки над ним. Но на этот раз было гораздо очевиднее, что световые полосы повиновались мановению ее руки. Она нарисовала символ бесконечности. Арку радуги. Смайлик.
– Ох, милая…
Орла разрывалась между трепетом и ужасом. Тайко, по-прежнему спавший, закряхтел в знак протеста, когда Орла сдвинула его, освободив руку. Она схватила Элеанор Куин за плечо, чтобы оттащить ее.
Цвета внезапно изменили свое поведение, вспыхнув узелками цвета морской волны и бирюзой.
Элеанор Куин завизжала и захлопала руками:
– Получилось!
Орле не пришлось спрашивать, что именно. Она узнала пушистые хризантемы, которые дочь любила рисовать, выкрашенные в ее любимые цвета. Небо было полностью в ее власти: связь между Элеанор Куин и духом становилась все сильнее.
Орла потянула дочь за куртку, подталкивая ее к дому.
– Я ей нравлюсь, мама! – Она потопала, чтобы стряхнуть снег с ботинок, и зашла внутрь.
Под кожей Орлы словно бы ползали пауки. Если бы они нашли порез, они бы вылезли наружу, формируясь в слова. В послание. Предупреждение. Орла поняла: она должна увезти Элеанор Куин. И скоро. До того, как она потеряет дочь навсегда.
34
Позднее утреннее солнце пронзило гостиную огромными лучами-стрелами. Орла проснулась со свисающей над полом левой ногой. Она потерла затекшую шею и села, полная сил. Оптимистичная.
Элеанор Куин уже встала и была на кухне, тихонько гремя посудой. Тайко, изнуренный полуночной прогулкой, до сих пор спал, заняв собой не по размеру много места. Орла хихикнула. Впервые за долгое время это было нормально – бодрствовать, жить, а не существовать.
На завтрак они съели последние консервы, тунец, и поделили на всех порцию яблочного пюре. Это утро должно было стать последним – поэтому Орла не слишком беспокоилась о том, что они доедают ценные продуты: им нужен был белок, чтобы выполнить свою цель.
– Мы идем играть во двор? – спросил Тайко, пока Орла помогала ему одеться.
– Да, именно так поступим.
Это было совсем не то, чем они собирались заняться, но Орла не позволяла себе думать и тем более говорить об этом. Элеанор Куин знала, но Тайко был еще слишком маленький, чтобы играть роль. И тем лучше, если Она будет слышать только его радость и видеть, как он играет в снегу.
Ночь каким-то осязаемым образом исцелила их всех. Тайко больше не боялся выходить во двор. Движения Элеанор Куин больше не были растерянными: что бы там ни происходило, оно перестало требовать ее внимания. Глаза больше не застилала пелена страха. Орла надеялась – молилась, – что дух умер ночью, но не могла рисковать и держать эту мысль в голове.
Прошел небольшой снег, который припорошил старые следы. Тайко неуклюже спускался перед мамой по лестнице в более или менее чистой одежде – они по-прежнему хранили вещи наверху.