Страна чудес

Орла никогда не забывала, что ее таланта, возможно, недостаточно, как и трудолюбия: родители и их поддержка были волшебной частью уравнения, которое сделало ее жизнь, ее мечты возможными. Родители приезжали посмотреть на нее в каждой новой роли, в основном на выходные, каждый сезон, пока она не ушла на пенсию. В скольких костюмах и различных ролях они видели ее в джазовой версии «Щелкунчика» в СБЭС? Всю жизнь они давали ей почувствовать, что она – это все, чего они когда-либо желали, и никогда не показывали, что она – единственный ребенок, который у них остался.

Орла думал об этих вещах, пока часы перетекали в дни. Это были несчастные дни. Она снова услышала отрывистый кашель – но понимала, что это не Тайко. И не Элеанор Куин, так как она всегда была поблизости, а кашель доносился со второго этажа. Дома тоже начало вонять, но в своем подавленном состоянии Орла не могла понять, были это они – их немытые тела и одежда – или… что-то еще.

Они не могли рисковать новым побегом, и часть ее не хотела оставлять Тайко. Его призрак останется здесь, и, возможно, это было единственное, что у нее осталось от сына. Бессилие их положения отягощало ее, но каждый раз, когда она ловила Элеанор Куин на попытках пообщаться с духом, Орла разрывала эту связь. Трясла дочь или сердито хлопала по щекам.

Элеанор Куин настаивала на том, что им нужны ответы, что им ничего больше не остается, но Орла больше не могла позволить ей связываться с таким опасным существом. Она сказала дочери, что сама придумает план. Сказала, что дерево скоро умрет, и их отпустят.

Что она до сих пор упускает из виду? Это мучило и ее. Образы на картинах Шоу. Пентаграмма в руке умиравшей девушки. И более примитивные вещи. Кашель. Тошнотворная вонь. Когда ей становилось очень скучно, Элеанор Куин нюхала стены в поисках мертвого грызуна. Но так и не нашла его. Однако кусочки головоломки были повсюду, хрупкие, как цветы вишни на сильном ветру. Ни одна из теорий Орлы не сходилась, а Элеанор Куин утверждала, что не чувствует девушку. То, что их мучило, может, и было женского пола, но не являлось человеком.

Когда ей приходилось хуже всего, Орла спрашивала себя, сказала ли Элеанор Куин духу, нарочно или случайно, что они убегают. Может быть, какая-то часть Элеанор Куин не хотела уходить, та, которая все еще испытывала сострадание к этому духу и его тяжелой доле. А может, это существо почувствовало, как они покидали землю, когда прошли невидимый порог у почтового ящика.

Они обитали в гостиной, как две забытые узницы: запасы истощались, но никто не приходил с ключом, чтобы их освободить. Часто они бывали сонные, ослабленные из-за недоедания. Элеанор Куин превратила диван в свою территорию: там она читала свои книги и оттуда же следила за мамой. Иногда Орла сидела в уродливом клетчатом кресле. Иногда лежала на матрасе. Она ругала саму себя – «Придумай что-нибудь!» – но затем ее взгляд становился отсутствующим, и она поддавалась размышлениям о прошлом. Очень часто Тайко становился Отто, и она видела себя маленькой, за игрой с младшим братом, который говорил, ходил и внешне выглядел так же, как ее сын. Но в итоге в нем все равно заводились личинки, и он умещался в урне для праха, свернув в ней складной позвоночник.

Это неизбежно приводило ее к мыслям о Шоу. И пакетам со струнным замком, набитым замороженным мясом. Так он будет выглядеть, если она выйдет и поднимет брезент? А как же Тайко? Лучшее, на что она могла надеяться, это что он умер во сне, пока пальцы на руках и ногах горели от ложного жара из-за переохлаждения.

Орла закрыла глаза и сжала кулаки; невидимые, когда-то гладкие камни, которые снимали стресс и избавляли ее от беспокойства, теперь зазубрились, на ладонях очень часто появлялись глубокие кровавые следы от ногтей в виде полумесяцев. Но только так она сдерживалась, чтобы не рыдать на глазах у Элеанор Куин, хотя дочь и сама слишком хорошо понимала, что происходит.

Она почувствовала это, когда Элеанор Куин села рядом с ней на подлокотник клетчатого кресла.

– Мама…

Орла украдкой на нее взглянула. А потом зажала нос, как будто это могло помочь ей сдерживаться. Элеанор Куин потянула маму за руку, посмотрела на красные иероглифы, выдавленные на ладони.

– Мы не можем прятаться вечно.

Она кивнула, потому что слова дочки были правильными. Ей хотелось кричать, не на Элеанор Куин, а на жестокую безнадежность их положения. Нечто снаружи не поддавалось никакой логике, Оно это уже доказало (наверно, Оно даже не заслуживало пола). Порой Орле хотелось позволить себе погрузиться в бесконечный сон. Кто она такая, чтобы столько лет считать, будто небеса – это фантазия, выдумка? Почему не могло существовать зефирной страны чудес, где собирается миллиард душ? Перед смертью ей хотелось попробовать поверить. Интересно, Тайко там? А Шоу? Отто? Из тех ли она матерей, которые сначала умерщвляют своих детей, а потом кончают с собой?