Страна грез

– Как же ты не прав! Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? – воскликнула она сердито.

Причем я знал, что она понимает меня, как никто другой. Морган скрестила руки и уставилась на воду. В этот момент я достал из кармана лист бумаги, на котором записал текст.

– Я не имею права просить тебя ни о чем, но, пожалуйста, возьми нашу песню и сделай ее популярной.

Морган стала читать, с трудом сдерживая слезы:

Есть место на земле – мир грез, страна мечты,
Где были мы вдвоем, лишь я и ты.
В этой чудо-стране, вдали от невзгод,
Звездами вспыхнул любви небосвод.

Мы там научились вместе жить и мечтать,

Во сне улыбаться, всей грудью дышать.
Когда-нибудь снова вернемся туда,
Не на день, неделю, а навсегда.

Я в мыслях все время в страну грез улетаю

И лишь об одном тебя умоляю:
О том, как живешь, одному мне пропой
И музыкой сердца ты душу открой.

Когда-нибудь снова вернемся туда,

Не на день, неделю, а навсегда…

Она замолчала на полуслове, сунула листок в сумочку, и долгое время мы просто стояли с ней рядом – два потерянных человека посреди маленького городка. Я обнял Морган, наблюдая, как над волнами парит скопа. И полет этой красивой и сильной птицы в моем сознании слился с образом Морган – начинающей новую прекрасную жизнь.

А потом мы поехали в аэропорт Гринвилла. Перед небольшим терминалом царила суета: подъезжали и уезжали машины, спешили пассажиры. Я припарковался, взял ее чемоданчик, и мы проследовали в аэропорт.

Когда мы прощались, я привлек к себе Морган и зарылся лицом в ее волосы. Внутри что-то оборвалось. В голове стучал все тот же вопрос: «Правильно ли я поступаю?»

Ответ был однозначным: «Правильно».

Неважно, какие планы мы строили и как сильно хотели быть вместе, рано или поздно Морган все равно уйдет от меня. Впереди ее ждет блестящая музыкальная карьера, и она найдет кого-то с более созвучной жизнью. А что могу предложить ей я?

И все же я понимал, что причинил ей страшную боль. Когда она в отчаянии прижималась ко мне, я знал наверняка, что никогда не смогу полюбить другую женщину так, как любил ее. Однако просто любить – недостаточно.

Морган наконец отстранилась и подняла на меня глаза.

– Ненавижу тебя. Но все равно тебе позвоню. – Ее голос звенел от скрытых слез.

– Хорошо, – смог выдавить я в ответ.

Морган поправила сумочку, через силу улыбнулась и пошла на посадку. Какое-то время я смотрел ей вслед, а затем повернулся и направился к своему грузовичку.

Что я чувствовал? Боль. Страшную боль.

Сев за руль, я вспомнил слова Пейдж: любовь и боль – две стороны одной медали. И наконец понял, что она имела в виду.

По дороге я пытался переключиться на мысли о Пейдж и тете, на предстоящие планы и дела. Но тяжелым грузом на сердце давила тоска: два близких и любимых человека отныне и навсегда стали для меня тюремщиками.

Эпилог. Колби

Февраль

Как мы с Морган ни старались поддерживать контакт, постепенно мы созванивались и списывались все реже. Первые несколько недель после отъезда Морган были для меня очень тяжелыми: приходилось и на ферме работать, и устраивать жизнь Пейдж и тети Энжи. Но потихоньку – к концу осени – у нас все как-то наладилось. В это время карьера Морган раскручивалась с космической скоростью. Ее жизнь стремительно менялась, задавая свой стиль и ритм; доходило до того, что на мои звонки и сообщения Морган иногда не отвечала по два-три дня. Меня все это не удивляло – я предвидел, что отношения на расстоянии неизбежно закончатся. Но было грустно. Когда мы наконец связывались, она часто оказывалась в аэропортах, между встречами или во время перерывов на записи. Я с интересом и гордостью слушал рассказы Морган о последних событиях ее стремительного профессионального взлета.