– Нет! – решительно замотала она головой. – Теперь я еще – совладелица небольшого предприятия. На паях. Вместе с двумя моими знакомыми из московского правительства, – ну с теми, которые помогли мне с газетой. Мы создали акционерное общество на базе разорившегося заводика по производству металлоизделий. Идея, конечно, была моя. Теперь у него полно заказов, и мы даже начинаем расширять производство.
– И что выпускает твое предприятие?
– Таблички для домов. С новыми названиями улиц…
Момот явно рассчитывала, что ее слова произведут на Виктора впечатление, и не ошиблась.
– И у тебя… как бы это сказать… нет никаких проблем? – осторожно поинтересовался Ребров. – Получается, что ты сама переименовываешь улицы, а потом делаешь себе заказ и изготавливаешь новые таблички…
– Тут, конечно, присутствует деликатный момент, – согласилась она. Но, во-первых, решения о возвращении старых названий принимаю не я лично, а авторитетная комиссия. А, во-вторых, никто не знает, что мы являемся совладельцами завода – наши доли оформлены на других лиц. Моя, например, записана на мою парализованную сестру. Естественно, это – секрет… Могила?
– Ты еще спрашиваешь?! – заверил ее Виктор.
– Кстати, ты даже не подозреваешь, насколько это выгодно! – с такой же горячностью рассказывала Маша о своих новых делах, как когда-то о планах выпуска газеты. – В Москве – тысячи улиц. Некоторые из них тянутся многие километры. Ты представляешь, сколько нужно изготовить таких табличек? А когда уже практически все сделано, улицы или заново переименовывают, или городские дизайнеры разрабатывают какой-нибудь более современный вид указательных знаков, и все начинается сначала.
3
Маша еще что-то говорила о своем удивительном бизнесе, но Виктор уже не слышал ее. Его словно ударили по затылку чем-то тяжелым: в ресторан неспешной походкой, с подчеркнутой скромностью, как человек, который не нуждается в дешевых внешних эффектах, вошел президент банка «Московский кредит» Владимир Шелест, пропуская впереди себя Анну Игнатьеву.
Впрочем, не только Ребров, многие обратили внимание на возникшую в дверях пару. Шелеста, как одного из российских «олигархов», знали практически все присутствующие. А Анна была просто потрясающе красивой женщиной. И их появление давало возможность вволю поупражняться в остроумии, обменяться сплетнями – главному занятию на таких приемах.
К новым гостям тут же подлетел Алексей Большаков. Мягким, расслабленным движением Шелест протянул ему ладонь для рукопожатия и, видимо, стал говорить какие-то поздравления, так как Большаков расплылся в улыбке. А потом, вероятно, последовала шутка, потому что новоявленный депутат Государственной думы разразился бодрым смехом. Чтобы показать, как ему смешно, он запрокинул голову и изогнул назад свое толстое туловище, словно собираясь сделать мостик.
– Ты меня не слушаешь?! – дернула Виктора за рукав Маша.
– Что? Да, это очень интересно… – пытаясь собраться с мыслями, сказал он.
– Ну-ну, – недоверчиво пробубнила она и спросила: – А чем ты занимаешься сегодня вечером? Можно было бы смыться с этого приема и наговориться вдоволь, послушать где-нибудь музыку…
– Сегодня? – переспросил Ребров. – Сегодня у меня еще куча дел. С Большаковым не соскучишься.
– Да, кстати, – легонько хлопнула себя по лбу Маша, – я тебя тоже поздравляю. Кто-кто, а я-то знаю, сколько ты сделал, чтобы раскрутить эту тушу. Ну, хорошо, еще поговорим! – Она помахала рукой на прощание.
Оставшись один, Ребров пошарил глазами по залу и увидел, что Анна и Шелест с бокалами шампанского в руках стоят в довольно большой компании у окна. Там же находился и появившийся Стрельник, который что-то оживленно рассказывал, привлекая всеобщее внимание.
Виктору очень захотелось сказать Анне пару слов. Но было бы глупо присоединиться к этой компании сейчас. Стоило, конечно, немного подождать. Чтобы не торчать столбом посреди ресторана, он решил взять себе чего-нибудь поесть.
Но, видимо, в этот вечер ему судьбой было начертано если и не исповедовать всех своих знакомых, то хотя бы переброситься парой слов с каждым из них. У стола с рыбными закусками он увидел Хрусталева, державшего в одной руке тарелку с водруженной на нее рюмкой водки, а в другой – вилку.
В глубокой задумчивости Роман изучал палитру разложенных перед ним блюд и в этот момент был похож на художника, выбирающего краску для последнего мазка, которым он должен был обозначить на облаке луч закатного солнца. Мучения творца, видимо, продолжались уже давно, и было ясно, что выбор будет сделан между насыщенным розовым цветом слабосоленой семги или совсем уже бледно-розовыми, но с красной искоркой оттенками раковых шеек.
Наблюдая за своим бывшим начальником, Виктор решил, что раковые шейки точнее соответствуют цвету прощального отблеска солнца, и именно на них остановится Роман. Но тот все же выбрал семгу.