Страна коров

– Как бы вы их сейчас ни называли, они тут повсюду…

– А посмотрите, сколько красивых женщин! – добавил Рауль. – Такого в Коровьем Мыке видишь не много!..

Проезжая по улицам, каждый из нас впитывал поразительные образы – величайшее подношенье города: молодых женщин в невозможно коротких юбках, праздничные бары, неоновые вывески, неслыханные манеры, беспечный хохот, индивидуированные личности, вялые браки, религиозные откровения и переоценки, виды, звуки, запахи не убираемого мусора и абортов в подсобках, и открытых сточных канав, и горящих лифчиков, и нескованной свободы, присыпанной кокаиновой пыльцой и порохом и замешанной в плавильный тигель студенистого тавота.

– А вы, Чарли? Что вас поражает в этом городе, по которому мы едем в два часа ночи? Что в этом кипучем городском пейзаже производит на вас самое большое впечатление?

Над этим мне пришлось на несколько мгновений задуматься. Затем мне взбрело в голову:

– Огни, – сказал я.

– И…

– И шум.

– И?..

– И нервическое движенье.

– Все это прекрасно, разве нет?

– О да, абсолютно. Все это, несомненно, прекрасно по-своему. Такие вещи утоляют человечью нужду в новых щекочущих ощущеньях. Дают надежду на воскрешение. Позволяют людям забывать, откуда они явились… и не замечать, куда направляются. Все это очень понятно и объяснимо. Но прожив в Коровьем Мыке семь месяцев, я теперь смотрю на все немного иначе. Города я видел и раньше. И в них всех наблюдал ту же самую быстроту. Однако теперь я вижу ее очень по-другому. Теперь я способен смотреть на кипучую ночную жизнь и видеть за ней то, что она есть на самом деле.

– И что она есть?

– Бренность.

– Постойте, Чарли. Вы хотите сказать, что в суматохе вихрящихся тел и хохота, мигающих огней и звука… среди всей этой проживаемой жизни вы видите только это?

– Да.

– И больше ничего?

– Нет. Еще я вижу пустоту.

– Жизни?

– Житья.

– А есть разница?

– О да… еще какая…

– Что-нибудь еще? Помимо бренности и пустоты, есть ли там что-либо еще, в чем вы начали отыскивать утешенье, пока ехали по этому городу?

– Да. Бессодержательность. И бессмысленность. Отчуждение. Молчание. Одиночество. Тщетность. Карьеризм. Все это вижу я, проезжая сквозь суматоху города. Пробираясь по такому количеству асфальта, я начал видеть много, много всего. И увидев столько всего, я теперь вижу все это намного четче. Тьму. Влагу. Растворенье. Я вижу все это таким, каково оно есть и чем тщится быть. Но главным образом я вижу блистающую бренность всего этого…

* * *

Дождь пришел и ушел, и когда мы въехали на стоянку больницы, уже настало раннее утро, по-прежнему темно, и мостовая была влажна, должно быть, от той же самой бури, что мы встретили по пути. Фонари на стоянке были редки и скудны, беседа наша скисла, и в холодной темноте раннего утра мы втроем ждали, когда над горизонтом подымется истинный свет. Я завел «звездное пламя» ради обогревателя и радио с АМ-музыкой. Затем опять заглушил. Пока мы сидели в тишине, колено к колену на переднем сиденье, ветровое стекло затуманилось и дождь вновь застучал по жесткой металлической крыше машины.

– Что теперь? – спросила Бесси.

– Теперь будем сидеть тут и ждать зари. Больница открывается для визитов в пять тридцать. А сейчас вообще сколько времени?

– Два.

– Постойте… что?

– Два часа ночи.

– Но я думал!.. То есть всего ж!..

– Сейчас два, Чарли. Так что мы теперь будем делать? Раз сейчас всего два часа ночи и нам предстоит ждать еще больше трех часов, что будем делать?

– Именно это и делать. Ждать.

– Зари?

– Да. И ее принадлежностей. Во тьме этой машины. Во тьме за нашим ветровым стеклом. В бренности всего этого. Будем ждать в этой машине, когда наконец настанет заря. Потому что она точно настанет.

– Может, пока суд да дело, немного поспим?

– Хорошая мысль. Бесс, можешь расположиться сзади. А вы, Рауль, не стесняйтесь и растянитесь по всей длине этого длинного сиденья спереди.

– А как же вы, Чарли? Вам разве не хочется немного поспать?

– Конечно, очень бы хотелось. Но не могу. Как ни странно, я уже совсем не устал. Вообще-то мне кажется, я уже за гранью сна.

– Невозможно быть за гранью сна. Это физически невозможно. Сон приходит всегда.

– Быть может. Но не ко мне. По крайней мере – пока.

– Как знаете…

Бесси перебралась на сиденье сзади. Рауль вытянул длинные ноги по виниловому переднему сиденью, головой устроившись у руля. Я вытащил из зажигания ключ и сунул его себе в карман. Меряя шагами темноту снаружи, я то и дело заглядывал в ветровое стекло. Рауль раскинулся на переднем сиденье. Бесси свернулась на заднем.

Через несколько минут они уже спали.

* * *