Страна коров

Когда я передал Раулю и Бесси, что сказал Уилл, они покачали головами:

– Да он же болен! Как он может вернуться в Коровий Мык?

– Не знаю. Но добивались и более странного. И ради него мы должны попробовать, разве нет? Я-то уж точно должен…

Новая нянечка на медсестринском посту была профессиональна, если и не вполне сердечна.

– Простите за беспокойство, – сказал ей я. – Но дело в том, что наш друг очень хочет вернуться с нами в Разъезд Коровий Мык. Ему очень хочется оказаться дома на праздники…

– Праздники?

– Да. Видите ли, сегодня вечером мы празднуем Рождество, и на вечеринке будет весь кампус. Все подписались туда прийти, чтобы оказаться вместе в ограниченном сегменте времени и пространства. Я обещал доктору Фелчу это сделать. Мы дали слово нашим аккредиторам. А теперь уже начало второго, и мы немного запаздываем. Вечеринка начинается в шесть, а нас еще ждет шестичасовая поездка в Коровий Мык – и это значит, что выезжать нам нужно сейчас, чтобы успеть туда вовремя.

– Вы это о чем вообще?

– Я у вас спрашиваю, нельзя ли нам забрать нашего друга с собой в Разъезд Коровий Мык в его голубом «олдзмобиле-звездном-пламени» 1966 года выпуска. Это просторная машина с удобным задним сиденьем в салоне типа седан. Впереди у нее достаточно места для нас троих, поэтому профессор может расположиться на заднем сиденье один. Винил вполне удобен, и я поведу машину медленней, чем ехал сюда. Обратно мы отправимся с комфортом и в безопасности и успеем вовремя к началу рождественской вечеринки. Можем, правда, немного запоздать, но все равно должны успеть к началу официальной программы. На данном рубеже мы, вероятно, пропустим конкурс костюмов и, возможно, первую часть церемонии награждения – но если мы выедем в ближайшие десять минут или около того, то запросто еще можем успеть на основной доклад и флаги мира, а также к вылавливанию яблок ртом из лохани с водой и к тазику барбитуратов, к макательной бочке и открытию «мокрого бара»[49] и еще к интимным сеансам исследований, включая парную релаксацию и нежный анальный…

– Слушайте, – сказала нянечка. – Ваш друг – под наблюдением. Он не выдержит долгой транспортировки. И его еще не выписали из этой больницы. Выйдет он отсюда еще не скоро. Уж явно не сегодня. Поэтому вам придется составить другие планы. Получше.

– Но он же всего-навсего хочет домой! Многого ли я прошу? То есть разве не этого хотел бы любой человек в его состоянии? Не этого ли заслуживаем мы все? Места, где жить? Где спать? И читать? Спокойного места, где предаваться теплым воспоминаниям? Места под солнцем, которое отличается от всех остальных холодных мест на свете, которые не дом? Неужели так трудно понять, откуда человек? И куда хочет попасть? Неужто трудно отыскать в себе сочувствие к человеку, который сейчас здесь, без жены и против своей воли – и очень, очень далеко от своего дома?!

– Не повышайте на меня, пожалуйста, голос.

– Простите!..

– Вашему другу требуется серьезное медицинское обслуживание. В нашей больнице он находится под пристальным наблюдением. Он не поедет домой, пока этого не одобрит его лечащий врач. А врач не одобрит такого еще какое-то время…

Упав духом, я пошел прочь от медсестринского поста. Впервые со своего приезда в Коровий Мык я чувствовал, что хочу чего-то недвусмысленно. Теперь, после стольких дней и ночей, стольких бесформенных переживаний я хотел этого больше чего бы то ни было. Я хотел того, чего хотел Уилл, а Уилл хотел поехать домой. Все было вот так самоочевидно. Отнюдь не наглое требование. И не подрывное. Но оно было явно недопустимо. Он не мог уехать из больницы сейчас, и этого не изменят никакие уговоры. Однако, стоя посреди санированной больницы, куда привезли умереть его жену, я поклялся себе, что всенепременно достигну ради него этой цели. Так или иначе, но я привезу его домой.

И я пошел обратно.

* * *

– Послушайте, – сказал я. – Я целиком и полностью понимаю ситуацию. И мне жаль, что я ранее повысил на вас голос. Я уже некоторое время не сплю – вообще-то несколько месяцев – и немножко взвинчен. В этом виноват я, и только я. Но, быть может, мы бы могли попробовать еще кое-что напоследок… Как знать, не достигнем ли мы некоего компромисса?

– Компромисса?

– Да, быть может, где-то в конфликтах нашего дня мы с вами могли бы отыскать примирение, которое окажется действенным для нас обоих?

С бесстрастием во взоре женщина внимала моей мольбе. Как полагается истинному неравнодушному профессионалу, она выслушала мой план. И когда он был изложен, она высморкалась в салфетку и сказала:

– И все, что ли? Таков ваш новый план по доставке вашего друга домой?

– Да. Это мой пересмотренный план.

– Не покидая больницы?

– Да.

Женщина сложила салфетку и бросила ее в металлическую урну за своим медсестринским постом.

– Я посмотрю, что здесь можно сделать. Но имейте, пожалуйста, в виду, что как профессионал я давала клятву Гиппократа…