Страна, о которой знали все

Мое имя — Патрик Грэм. Мне тридцать четыре года, я подполковник, но никогда не носил мундир, потому что работаю там, где никто их не носит, — в разведывательном управлении. В настоящее время — начальник особой группы, занимающейся африканской республикой Гванеронией. Вы, разумеется, слышали о ней, не могли не слышать — вот уже месяц почти все газеты мира помещают материалы о развернувшихся там боевых действиях: отряды полковника Мтанга Мукиели, сторонника идеалов западного мира, теснят войска прокоммунистического премьера Букиры, контролируют уже две трети страны и не сегодня завтра овладеют столицей. Это знают многие, но никто не знает, что только от меня зависит, возьмут ли отряды Мукиели столицу. Только от меня, хотя от Африки я отделен океаном. Или от меня уже ничего не зависит?

Дело осложняется тем, что ничего этого нет, ничего и никого. Нет Гванеронии, десяти миллионов ее населения, ее шахт и нефтяных вышек, нет премьера Букиры, нет полковника Мукиели и его военных формирований. Впрочем… Иногда я сам начинаю сомневаться: может быть, существуют все же где-то за океаном и Гванерония, и мятежники? Ведь полковнику Мукиели нами переправлено оружия и военной техники на сорок миллионов, из-за развернувшихся там событий здесь, в этом городе, погибли несколько человек, и меня осаждают в моем собственном охотничьем домике агенты дружественной нам разведки. Господи, я не верю в тебя, но если ты существуешь, помоги, защити, заслони от выпущенного нами же джинна…

Полковник Мукиели родился

Этот день не был понедельником, а число не было тринадцатым. Была среда, двадцать пятое мая, прекрасное во всех отношениях утро. С утра я принялся за сводку для своего непосредственного начальника, к одиннадцати часам закончил и отправился к нему.

Генерал Эдвард Райли — личность незаурядная. Внешне он типичный тупой солдафон, какими их малюют карикатуристы, — нескладная фигура, грубое лицо, словно вырезанное из сырого полена тупым секачом. Но это маска, под которой — умный, интеллигентный, энергичный человек, знаток Киплинга и большая умница.

Я вошел. Он пригласил меня сесть и несколько минут дочитывал только что полученную сводку.

— Совсем неплохо, Патрик, — сказал он по прочтении. — Те парни, в Квеши, доказали, что мы не зря тратили деньги на их учебу. Полюбуйся — они подпалили-таки ту фабрику. По мнению ребят из экономического отдела, это отбросит черненьких лет на пять — средств для восстановления у них практически нет.

— Потери были?

— Трое. А у тебя что?

— Ничего выдающегося, — сказал я. — За истекшую неделю в моем секторе произошло двенадцать вооруженных столкновений, в ходе которых потери черненьких составили двести сорок семь человек при материальном ущербе в семьсот тысяч четыреста девяносто один доллар.

Затрещал телефон. Райли снял трубку, послушал и приказал:

— Тогда уберите его. Нет, лучше за городом. Патрик, а как насчет потерь вторгавшихся групп?

— Девяносто шесть человек, восемь бронетранспортеров, три орудия, три вертолета.

— Это плохо. Если вдуматься, сплошные убытки.

Ничего не поделаешь, — сказал я. — Боеспособность черненьких повышается. Это неприятный процесс, но мы бессильны его остановить.

— Плохо, плохо… — Он выбрался из-за стола и зашагал по кабинету мягкой кошачьей походкой. — Патрик, наверху весьма нами недовольны. На последнем совещании нашу деятельность в глаза назвали игрой в солдатики. Все эти стычки местного значения, все эти лихие наскоки через границу… Ты знаешь, что мне предложили передать Фришу спецприбавку к ассигнованиям?

— Черт знает что, — сказал я. — Это из-за того переворота?

— Вот именно.

— Но в конце концов этот островок меньше нашего штата…

— Но это страна, государство, — сказал Райли. — Полковник Фриш провернул блестящую операцию, приведя к власти абсолютно дружественное нам правительство. Что по сравнению с этим наши сводки о спаленных фабриках и разгромленных автоколоннах! Плевать, что это был островок. Фриш бегает именинником, будто он сам штурмовал парламент, смотреть противно… И завидно, — признался он честно.

— Нас прижмут, — сказал я.

— Уже прижимают — лишили прибавки… Патрик, сейчас может спасти только какое-нибудь громкое дело, неважно, что это будет: война, восстание, переворот. Лишь бы это случилось в нашем секторе, лишь бы это получило резонанс, лишь бы мы проявили оперативность. Пусть эту войну наши люди в конце концов проиграют… хотя, конечно, лучше бы выиграть.

— Я готов рискнуть, — сказал я. — Намажусь ваксой, прилечу в Луанду и среди бела дня обстреляю из базуки наше посольство.

Он не улыбнулся. Посмотрел мне в глаза и медленно сказал:

— Еще одна такая шутка, и я пошлю тебя претворять ее в жизнь, честное слово, Патрик…