— Почему ты сразу мне об этом не сказал!? — возмутился я, — мы бы столько сил и нервов сэкономили!
— Не пришло в голову, — вздохнул Овод, — моя промашка, каюсь.
— Тьфу! — других слов у меня не нашлось, — что же теперь делать со Старшим?
— Ничего. Его спасение не стоит в моем списке приоритетов.
— А мое мнение уже в расчет не принимается?
— И никогда не принималось, — осадил он меня, — извини, но я играю свою партию, а ты мне только помогаешь. Ты — один из моих инструментов, и я кровно заинтересован в том, чтобы ты функционировал долго и безотказно. Не в последнюю очередь именно поэтому мы не будем вытаскивать твоего Старшего — риск неоправданно высок, а смысла — никакого.
Злость еще кипела в моей душе, но такое откровенное заявление подействовало на меня как ушат холодной воды. Место гнева постепенно заняла апатия. Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Поглядев на свои руки, я увидел, что они дрожат, и, чтобы скрыть дрожь, обхватил ими голову. Пальцы наткнулись на ремешок респиратора. Я сорвал его и зашвырнул в угол, где уже валялись очки, слетевшие с моей головы во время потасовки.
— Как ты думаешь, Олег, — спросил Овод, — где мы просчитались?
— Да пошел ты! — буркнул я, — твой инструмент устал…
— Ладно, отдохни пока немного.
Домой мы вернулись только к обеду. Сначала Овод предпочел подождать, пока несколько других машин «Скорой помощи» отъедут со стоянки, прежде чем тронуться в путь. Он опасался, что поблизости еще могли оставаться наблюдатели, а потому не спешил. Потом мы еще от души поколесили по городу, дабы удостовериться в отсутствии «хвоста», и только потом направились в «гнездо».
Я был все еще страшно зол на него. Да и кому понравится, когда его открыто называют «инструментом», хотя, конечно, это все же лучше, чем лицемерное и лживое панибратство. Прямо из гаража я молча прошествовал в свою комнату, где, скинув дурацкую оранжевую жилетку и куртку, прямо в одежде завалился на кровать с твердым намерением не вставать с нее как минимум до завтра.
Снова и снова накручивая мысленные круги по событиям последних дней, я все больше проникался мыслью о том, что основным корнем всех моих бед являлся я сам, и это ранило сильней всего. Пытаясь взглянуть на себя со стороны, я казался себе трамваем, что катится по заботливо проложенным кем-то другим рельсам, будучи не в силах свернуть с назначенного пути. И даже если на пути встречаются стрелки и ответвления, все равно, решение о том, куда ехать дальше, принимается не мной.
Макс затащил меня на тот злосчастный пикет, где круглолицый Василий сунул в руки «коктейль Молотова». Старший спас меня от полиции и познакомил со своей организацией, а затем отправил в «Золотого быка» на роковое рандеву с Георгием Саттаром. Тот, в свою очередь, назначил меня своим Посыльным, превратив в объект вожделения самых разных сил. В их споре победителем пока вышел Овод, для которого я представляю ценность лишь как, хм, инструмент, и который, уже не стесняясь, заставляет меня плясать под его дудку.
Никто не спрашивал моего согласия, никого не интересовало мое мнение, меня просто сажали на короткий поводок и волокли, куда требовалось. Да что там, в половине случаев я сам охотно бежал в указанном направлении, словно крыса на зов волшебной дудочки. И, чем больше я обо всем это думал, тем противнее сам себе становился.
Вырисовывалась какая-то парадоксальная ситуация: яростно протестуя против пикировки и не желая превращаться в послушную скотину, я, вольно или невольно, только и делал, что поступал по чужой указке. Так сказать, за что боролись, на то и напоролись. Или я сам уже давно стал Пустышкой, только еще не знаю об этом? Или у меня попросту не было выбора, и любой другой человек на моем месте поступил точно так же? И вообще, зависит ли от меня хоть что-то в этом мире?
Я мог бы еще долго так лежать и заниматься самоедством, но бессонная ночь довольно скоро взяла свое.
Проснувшись, я не сразу сообразил, кто я и где нахожусь. За окном уже стемнело, и наш дом погрузился во тьму. Мое твердое намерение не двигаться с места пару дней несколько побледнело и размякло, тем более, что мой желудок вдруг вспомнил о пропущенном завтраке, да и об обеде тоже. Я сполз с кровати и, решив не зажигать свет, дабы не привлекать к себе внимания, отправился на кухню в темноте. Расположение комнат я помнил еще не очень хорошо, а потому передвигался в основном на ощупь. Вообще-то, в поисках чего-нибудь съестного, лучше полагаться на обоняние, помощь которого безошибочно вывела меня в заданную точку. Поскольку пытаться на ощупь что-то еще и приготовить было уже чересчур, я нащупал на стене выключатель и зажег свет…
От неожиданности я даже вздрогнул. Овод сидел на стуле, повалившись ничком на стол, его левая рука безвольно свисала почти до пола. За несколько мгновений в моей голове пронеслась целая череда жутких предположений, но, чуть погодя, когда мои глаза немного привыкли к свету, я разглядел рядом уполовиненную бутылку водки и ощутил в воздухе явственный запах спиртного.