Страна Оз за железным занавесом

Тот факт, что первая версия «Волшебника Изумрудного города» получила в 1939 году скудные отзывы, не столь удивителен. После долгих проволочек в издательстве книга была напечатана лишь в середине сентября – в дни вступления советских войск в Польшу. Само собой, детская литература в это время никого особенно не интересовала. Четырьмя годами ранее появление переделанной Алексеем Толстым сказки Коллоди «Пиноккио» – «Золотой ключик, или Приключения Буратино» – было встречено совершенно иначе: три рецензии в «Правде», главной советской газете, две в журнале «Детская литература» и полдюжины в иностранных газетах, включая те, что издавались в Праге и Братиславе (Петровский 2006, 315). Кроме того, Наталья Сац, директор Центрального детского театра в Москве, уже на следующий год поставила сказку Толстого на своей сцене. Очевидно, что отсутствие внимания к первой книге Волкова объяснялось не тем, что он пересказал иностранную сказку, но, скорее всего, тем, что опубликовал он ее в неподходящее время, а также, что, вероятно, еще важнее, отсутствием у начинающего автора статуса в мире детской литературы.

Волков не только был обойден вниманием критиков и составителей хрестоматий, его почти не замечали и исследователи детской литературы. В 1961 году литературовед Исай Рахтанов написал небольшое предисловие ко второй исторической повести Волкова «Два брата», а в 1962‐м опубликовал короткую критическую статью, которую впоследствии дополнил и превратил в одну из глав книги «Рассказы по памяти», где он отдает дань уважения умению Волкова писать волшебные сказки. Рахтанов утверждает, что, хотя вольный пересказ Волковым сказки Баума стал его первой публикацией, начинающий автор обладал к этому времени богатым жизненным опытом, в том числе был профессором математики, и это помогло ему стать первоклассным детским писателем, вроде Льюиса Кэрролла (1966, 42–44). Далее Рахтанов, развивая свою точку зрения, впервые приводит отрывки неопубликованной переписки Волкова с Маршаком и Макаренко и завершает главу коротким обзором других книг Волкова, в том числе и его исторических повестей.

Совершенно очевидно, что статья Рахтанова была призвана содействовать укреплению статуса Волкова как советского детского писателя, но, увы, она не имела должного эффекта. В 1976 году Евгений Неёлов отмечал, что о Волкове пишут «скупо и мало», но объяснял это тем, что его серия о Волшебной стране еще не завершена (1967, 137). Первую попытку дать литературоведческий анализ вклада Александра Волкова в русскую детскую литературу на фоне произведений других писателей предпринял в 1986 году Мирон Петровский, уважаемый украинский исследователь детской литературы, в работе «Книги нашего детства». Посвятив исследование таким мастерам, как Чуковский, Маяковский, Маршак и Толстой, Петровский завершил книгу главой о Волкове и тем самым впервые поставил его в один ряд с известными и влиятельными литераторами и, пусть и с опозданием, отдал должное его заслугам – подобного признания писатель был при жизни лишен.

Советизация переработанного «Волшебника» Волкова

Те немногие ученые, которые проявляли интерес к творчеству Волкова, прежде всего обращали внимание на самую популярную его книгу «Волшебник Изумрудного города». Учитывая историю ее публикации, не приходится удивляться, что большая часть исследований отражала взгляды времен холодной войны и предполагала оппозицию: советское/социалистическое vs. американское/капиталистическое. Начиная с 1930‐х годов педагогическому и идеологическому содержанию детской литературы придавалось равное значение. Исследования, в которых предпринимались попытки выявить и объяснить разницу между американской и советской версиями страны Оз, большей частью сводились к стереотипам и обобщениям, касающимся обеих культур.

Чтобы определить идеологическую ценность книги, советские и российские критики активно искали в пересказах Волкова глубинный смысл. Хотя они немного по-разному характеризуют достигнутые им результаты, эти исследователи не идут дальше общих высказываний и поверхностных оценок того, как Волков якобы очистил книгу от капиталистического подтекста – который на самом деле трудно обнаружить у Баума – и наполнил ее, как и полагалось истинно советскому писателю, здоровыми социалистическими ценностями, создав таким образом совершенно новую историю, пригодную для советских детей. Так, в 1976 году советский журналист Адриан Розанов высказал предположение, что версия Волкова

обрастает неожиданными подробностями, приобретает новую окраску, новую идейную направленность. Во главу угла ставится убежденность в том, что дружба, честность и справедливость одолевают все невзгоды (1976, 19).