Страна Оз за железным занавесом

Чтобы произведение Волкова было признано подлинно советской детской литературой, оно должно было содержать яркие ролевые модели, социалистическую тематику и другие педагогические достоинства, а не просто служить для развлечения. Поэтому Борис Бегак, литературный критик и специалист по детской литературе, настойчиво перечисляет достоинства книги Волкова, которая, по его мнению,

учит активности, мужеству, стойкости, находчивости. Учит доброте и верности. Учит фантазии и юмору. Ведь и то и другое очень нужно детям, и то и другое исподволь расширяет их кругозор, формирует личность (1989, 71).

Критик отмечает и то, что, в отличие от книг Баума о стране Оз,

в «Волшебнике» <…> господствует, однако, иная тональность. В ней преобладает простодушие. Ирония, скепсис как бы исчезают под ласковым взглядом маленькой героини (1989, 67).

Борис Бегак также спешит отметить, как мало от Баума осталось в версии Волкова. В то же время Мирон Петровский утверждает обратное и пишет, что на самом деле текст Баума легко узнаваем под переработками Волкова (2006, 367). Более того, Петровский подвергает сомнению утверждение самого Волкова о том, что он очистил текст Баума от буржуазной морали, о чем Александр Мелентьевич писал Маршаку, и объясняет, что писатель явно следовал «духу времени», в которое создавал свою сказку (2006, 367). Хотя анализ Петровского более подробный и объективный, он также неизбежно использует клише в рассуждениях об американской культуре. Например, удивление критика вызывает то, что двигателем сюжета у Баума являются не поиски любви, славы или денег, чего, по его мнению, следовало бы ожидать от американской сказки, но, скорее, стремление к самопознанию (2006, 349–350). Петровский отмечает и так называемые улучшения, сделанные Волковым при переработке, и утверждает, что «пересказ Волкова обогатил сказку иронической психологией (или, если угодно, психологической иронией)» (2006, 368). Психологический реализм и положительные ролевые модели являлись ключевыми элементами школьной повести, переживавшей с 1950‐х по 1970‐е годы период расцвета; выявив их в тексте Волкова, Петровский тем самым ставил на произведение штамп идеологического одобрения. Судя по всему, советские исследователи изо всех сил старались представить «Волшебника Изумрудного города» в как можно более ярких социалистических красках, чтобы тем самым легитимизовать эту сказочную повесть и утвердить приоритет книги Волкова, которая завоевала огромную популярность у читателей.

Но и после распада Советского Союза в 1991 году российские ученые по-прежнему обращали внимание в основном на выявление морали и ценностей, которые Волков якобы привнес в сказку, чтобы придать ей значимости и превратить в достойное детского чтения произведение. В энциклопедии детских писателей XX века, подготовленной в 1997 году Ириной Арзамасцевой, Илона Невинская уделила сказкам Волкова три абзаца, из которых один полностью посвящен описанию ценностей, которым учит его серия, – это

нравственное самосовершенствование, сила дружбы, способность творить настоящие чудеса, любовь к родине, коллективная борьба за свободу и справедливость (100).