Сильно отличающаяся от оригинала версия Толстого предлагала Буратино новые приключения, а также вводила традиционных персонажей русских народных сказок и, что особенно важно, отказалась от морализаторства, присущего итальянскому оригиналу, например, удалив такую важную деталь, как растущий нос. Толстой переносит сказку в узнаваемую советскую действительность, подчеркивает в первую очередь нравственные, а не физические перемены, которые происходят с деревянной куклой, и прославляет светлое будущее – как и полагалось в идеализированной советской волшебной сказке30
. Толстой так объяснял внесенные им изменения: «Я работаю над „Пиноккио“, вначале хотел только русским языком написать содержание Коллоди. Но потом отказался от этого, выходит скучновато и пресновато. С благословения Маршака пишу на ту же тему по-своему» (Петровский 2006, 243). Толстой также изменил имена персонажей и, чтобы укрепить сюжет, полностью переписал вторую половину сказки; Волков поступит аналогично с переработкой Баума.В рукописи Толстой дает своему произведению подзаголовок – «новый роман для детей и взрослых», и хотя он был удален перед публикацией, сказка явно содержит сатиру и ассоциации, которые адресованы не детям (Петровский 2006, 220). История Толстого настолько отличается от итальянской версии, что может восприниматься как по большей части оригинальное произведение советской литературы. Работая в прежде запрещенном жанре и обращаясь как к детской, так и к взрослой аудитории, Толстой придал законный статус и респектабельность как жанру волшебной сказки, так и адаптированию иностранной литературы. Таким образом, в Чуковском и Толстом Волков нашел две привлекательные, и в то же время различные, модели для собственной переработки истории Баума. И что еще важнее, недавний прецедент открыл дорогу для успешной публикации адаптаций мировой литературы в СССР.
В середине 1930‐х Волков решил продолжить изучение английского языка, которым начал заниматься еще в старших классах школы. Он уже бегло читал по-английски, но нуждался в разговорной практике и поэтому записался в английский кружок для преподавателей у себя в институте, который вела его коллега Вера Павловна Николич31
; она предложила Волкову ради языковой практики прочитать книгу Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник страны Оз» (Петровский 2006, 336). Книги Баума еще не были изданы в России ни по-английски, ни по-русски, и раздобыть иностранную книгу простому советскому гражданину было непросто, особенно учитывая то, что поехать за границу становилось все сложнее. Тем не менее советские граждане, владевшие английским языком и работавшие на должностях, позволявших им контакты с английскими и американскими учеными, часто получали книги в подарок от приезжавших специалистов, что может объяснить то, как Николич достала эту книгу. Независимо от того, как книга попала в Москву, в Советском Союзе в 1930‐е годы история Баума была неизвестна, так что это предложение само по себе оказалось счастливой возможностью получить труднодоступную редкость. В неопубликованном автобиографическом очерке «Первые шаги в серьезной литературе», найденном среди дневников Волкова, он так вспоминал свою первую реакцию на книгу:Читал я ее впервые, если не ошибаюсь, в 1934 или 1935 году, и она очаровала меня своим сюжетом и какими-то удивительно милыми героями. Я прочитал сказку своим ребятам Виве и Адику, и она им тоже страшно понравилась. Расстаться с книжкой (очень хорошо к тому же изданной) мне было жаль, и я очень долго держал ее у себя под разными предлогами и, наконец, решил перевести ее на русский язык, основательно при этом переработав. Работа увлекла меня, я проделал ее в какие-нибудь две недели (Петровский 2006, 366).