Начав работу над переводом, Волков добавлял, сокращал и вносил изменения, чтобы сделать сказку более динамичной и логичной, в чем он признавался в письме к Маршаку. В интервью Черных Волков говорил, что история очаровала его, и особенно понравились оригинальные персонажи и их необыкновенные приключения, но ему показалось, что действие развивалось случайно (1981, 213). Он принес домой свою переработанную версию и прочитал сыновьям, которым она очень понравилась. «Раз моя сказка нравится моим детям, она, возможно, будет интересна и другим малышам», рассуждал Волков, ведь «ничто не мешало коллеге, математику Кэрроллу, быть и отличным сказочником» (Черных 1981, 213). Хотя Волков перевел и переработал сказку Баума за несколько недель, завершив работу в декабре 1936 года, ему понадобится несколько лет, чтобы опубликовать ее в Советском Союзе в сталинские годы.
Как ранее Чуковский и Толстой, Волков указал себя в рукописи автором и назвал свою адаптированную сказку «Волшебник Изумрудного города». Считая себя автором, Волков изменил сюжет, чтобы сделать его более подходящим для юной аудитории и, что еще важнее, – удовлетворить требованиям советской цензуры. В марте 1937 года он отправил рукопись в московскую редакцию «Детгиза». Внимательно сопоставив версию Волкова с оригиналом, редакторы дали доброжелательный отзыв, но не приняли рукопись к публикации. Отсрочка, по-видимому, была отчасти связана с необходимостью побольше узнать о самом Л. Ф. Бауме и его творчестве и выяснить, насколько американский автор подходит для советской аудитории. Тот факт, что библиотекари и учителя в США считали произведения Баума не годными для американских детей, мог заставить советских цензоров всерьез задуматься. С другой стороны, скудость письменных критических откликов на книгу Баума на его родине могла послужить и на пользу Волкову, поскольку это допускало новое, социалистическое прочтение книги. Еще одним обстоятельством, которое побуждало редакторов не спешить с публикацией, было то, что, в отличие от Толстого и Чуковского, Волков был неизвестен и не проверен. С политической точки зрения это были страшные годы, все ходили словно по битому стеклу, не уверенные в изменчивом политическом и культурном климате, так что требовалось серьезно подумать, прежде чем решиться издать книгу неизвестного автора, предложившего переработку американской сказки.
Волков, тем не менее, не отказывался от намерения опубликовать свое произведение. Он помнил призыв Маршака к новым писателям и решил добиться от него поддержки. Одной из наиболее ценных заслуг Маршака перед советской детской литературой было то, что он смог привлечь в нее непрофессиональных авторов с интересными биографиями, богатым жизненным опытом, ценными знаниями и самостоятельными взглядами – тех, кого Горький называл «бывалыми людьми». В письме Маршаку, датированном 2 апреля 1937 года, Волков объяснял, что очень хорошо знает детей и их интересы («до дыхания»), поскольку ранее работал учителем в начальной и средней школе и, таким образом, подходит под категорию подающего надежды советского детского писателя (Рахтанов 1966, 49). Обратившись к Маршаку за профессиональной оценкой своего первого сочинения, Волков упомянул, что почти закончил работу над исторической повестью для детей «Чудесный шар» и «переработал неизвестную в нашей литературе сказку одного американского писателя». Он также упоминает, что читал статью Маршака об «Алисе в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, пример которого поддержал и вдохновил его в стремлении писать для детей, поскольку его собственный жизненный путь ученого-математика схож с биографией Кэрролла (Рахтанов 1966, 50).