Страна поднимается

— Мой сын… — Она выходит вперед и вытирает слезы. — Он взял жену из Харо. Сейчас он там, у нее…

Она снова плачет навзрыд.

Люди постепенно расходятся. Так угасает со временем костер. Но Нуп знает: огонь еще тлеет, он вовсе не угас, нет. Деревенские старцы, разойдясь по домам, садятся, обхватив руками колени, роняют головы и умолкают.

* * *

…Нуп вернулся домой. С ним пришел и Тун. Лиеу начала собирать им поесть. Но вдруг Нуп вскочил и вышел за дверь. Лиеу обернулась ему вслед.

— Эй, Нуп! — крикнула она. — Что, рот твой совсем разучился есть?

Нуп не ответил ей. Остановившись, он долго смотрел на жену, потом сказал:

— Живот мой еще не чувствует голода… Ты пойми, Лиеу, у нас в деревне сгорело четыреста корзин риса. Наверно, снова придется голодать. Другие семьи, где все работники дома, небось не очень оголодают. А я всегда в отлучке, ты в доме одна. Мать стара, сын еще мал — с них какой спрос. Боюсь, туго вам придется…

Лиеу — вообще-то она неразговорчива, и глаза у нее чуть печальные — поглядела на мужа:

— Ты ведь у нас теперь «донг ти» — «товарищ». А я — жена «товарища», заправляю артелью, мы сообща работаем в поле. Я никогда не допущу, чтобы мама голодала. Да и стыда не оберешься…

Старый Па все еще сидел, обняв руками колени и уронив голову. Пуп подошел и уселся рядом, Тун стал за спиной старика.

— Знаете, дядюшка, — сказал Нуп, — Тхе говорил: война с французом будет тяжелой и долгой еще и потому, что немало пока у нас несознательных людей. Когда все мы станем сознательными, французу не устоять, и придет конец лишеньям и бедам. Хочешь, чтоб человек стал сознательным, надо все втолковать ему, говорить с ним долго, много. А если бить его, он от этого не прозреет.

Старый Па поднял голову, поглядел на Нупа, потом на Туна. Он не в силах был произнести ни слова. Усталость въелась в кости его и в мозг. Старик взял Туна за руку.

— Знаю, знаю, Нуп, — сказал он наконец, — стар я, и мысли у меня не те. Ты вон молодой, говоришь и вернее, и лучше меня.

— Если я, дядюшка, — отвечал Нуп, — и говорю так, меня научила Партия.

В деревне гасли огни. Отовсюду слышался стук и скрежет тесаков — люди строгали шипы и колья.

Вокруг новой деревни Конгхоа понаставлено было ловушек больше, чем во всех трех прежних деревнях. Колья, с которыми собрались было идти на Харо, тоже воткнули в частоколы. Гора Тьылэй ощетинилась как дикобраз.

* * *

Руки Тхе крепко держатся за шею Нупа, голова его лежит у Нупа на плече, глаза закрыты. Он без сознания, не слышит, не видит ничего вокруг. Нуп несет его на спине через лес. Когда дорогу им преграждает упавшее дерево, приходится перелезать через него. Встречается ручей — надо переходить его вброд; вода подкатывает к животу Нупа, он из последних сил старается приподнять Тхе чуть повыше. Вода заливает грудь Нупа…

Он поднимается на берег. Его догоняет Лиеу с ребенком за спиной. Сдернув с малыша одеяло, она набрасывает его на плечи Тхе. Где-то возле Баланга громыхают ружья. И камни на кручах погромыхивают в ответ. У Лиеу на глазах слезы.

— Нуп! Нуп, дорогой, быстрее, — говорит она. — Француз догоняет нас… А Тхе, как на грех, идти не может. Вдруг француз схватит его?

— Чего зря болтать, — сердится Нуп. — Раз я здесь, тебе бояться нечего. Француз еще далеко. А догонит — сначала погибну я, потом Тхе…

Нуп все идет и идет по лесу. Солнце стоит теперь прямо у него над головой. Наконец-то дом-тайник! Он укладывает Тхе на землю и бежит к ручью за водой — обмыть ему ногу. Так, нога обмыта. Нуп говорит жене:

— Ты, Лиеу, побудь здесь. Присмотришь за Тхе. Я пойду поищу молодых кукурузных початков.

— Где?

— В поле, у деревни.

— Там ведь француз!

— Да нет, он еще не добрался до поля. Надо идти… Тхе не под силу жевать старые зерна, зубы у него слабые. Пойду принесу молочных початков…

Бросив последние слова на ходу, Нуп исчезает за толстым стволом на другой стороне ручья.

…Лиеу осталась одна. Тхе был ей все равно что старший брат. Когда им не хватило риса до нового урожая и семья голодала, Тхе тайком подсыпал ей рис в котел. А сварится рис — уступал свою долю свекрови, или самой Лиеу, или Хэ Ру. Потом женщины выбрали ее старшей в своей артели; Лиеу оробела, испугалась, стала отказываться. Четыре раза Тхе уговаривал ее, и лишь на пятый она согласилась. Он объяснил ей, как распределять работу между товарками, о чем говорить на собраниях. Бывало, выйдет у нее какая загвоздка, сразу бежит к Тхе — помоги, мол… Она вспомнила: в детстве, когда болел ее старший брат, ей приходилось вот так же сидеть рядом с ним. Нет, брата она не жалела так, как сейчас жалеет Тхе. Брат всего-навсего и научил ее, что работать в поле. А Тхе — чему только он не научил ее! Это он объяснил ей, почему так трудно их стране, отчего такая тяжелая жизнь у женщин бана и какая нелегкая доля выпала женщинам из племени кинь. А еще он объяснил ей, какими важными для всего государства делами занят ее муж, Нуп, и какой надлежит теперь быть ей, жене «товарища Нупа»…