Страна поднимается

— Как же быть? — наконец решился спросить кто-то.

— Как быть, говорите? Не надо больше гнуть спину на француза! Сколько можно работать из-под палки. Раз француз дает вам оружие, он сам ставит вас перед выбо ром: или вы заодно с ним стреляете в подпольщиков, в соседей из Конгхоа, или вместе с подпольщиками, вместе с земляками выступите против него… Если не служить французу, остается одно — бить его!

— Значит, надо уходить в горы?

— Нет, зачем же. Оставайтесь здесь, готовьте ловушки и самострелы. Заведите свое ополчение да поставьте там дело как надо. Земляки ваши из Конгхоа поднаторели во всем этом, они вам помогут…

До полуночи Нуп просидел в общинном доме, толковал об уловках и хитростях, придуманных в Конгхоа, чтоб посильнее бить француза. Обещал: через день придут в Баланг восемь ополченцев из Конгхоа и научат людей делать камнеметы, ставить дома-тайники.

Когда он выходил из Баланга в обратный путь, холодный утренний ветер задул последние звезды на бледно-го-лубом небе.

Отшагав часть пути, Нуп устал и присел отдохнуть. Прислонился головой к дереву и вдруг точно провалился куда-то.

Проснулся и видит: рядом сидит Са. Нуп встал.

— Ладно, Са, — сказал он, — возвращайся-ка да поработай в поле. Знаю, ты хочешь получить ружье, охотиться на вепрей и на оленей. Только раньше надо убедить твоих земляков: пусть поднимутся все, как один, и научатся бить врага. А станете и дальше гнуть спину на француза, ружья ваши будут стрелять не по врагу, а по своим.

Са стоял молча, не зная, что и сказать, как быть, чтобы Нуп поверил: он, Са, осознал свою ошибку…

Через месяц ополченцы Баланга под началом Са дали бой французу, враг потерял четырех человек убитыми. Итак, Баланг, самая близкая от французского форта деревня, восстала. А полмесяца спустя и деревня Дета отказалась работать на француза, перебралась на новое место, к самой горе, поставила вокруг ловушки и камнеметы. Кхип больше не заводил речь о возвращении в Конгхоа. Он остался в Дета и возглавил там отряд ополчения.

* * *

Тхе ушел в Конгма — поговорить с народом. Тамошний староста, наслушавшись посулов и угроз проклятого Тю Ру, устроил засаду из восьми человек у деревенского ручья, решив схватить Тхе, обрезать ему уши и выдать французам. Но Тхе сумел вырваться от них, убежал и вернулся в Конгхоа.

— Ладно, — сказал ему Пун, — теперь пойду я.

— Погоди, — сказал Тхе, — надо сперва что-то придумать. Они убьют тебя. Не ходи нока.

Нуп выколотил трубку о бамбуковый пастил.

— Нет, ты пойми, Тхе, я должен идти. Люди сбиты с толку ложью француза, озлоблены. Но это пока еще поправимо. Опоздаем, не откроем им сразу глаза, они и вовсе закоренеют во зле. Попробуй потом им что-нибудь втолковать.

Тхе не нашелся с ответом.

Нуп, прижав сына к груди, говорил:

— Да, трудное это дело. Но я чувствую, Партия призывает меня. Поверь, смерти я но боюсь. Знаю, знаю, что такое деревня Конгма. Есть там богатеи, люди отпетые. Ну а простой народ, тот, что гнет на француза спину, ему ох как несладко. Думаешь, от хорошей жизни хватают они нас, отрезают уши, выдают французу в обмен на соль? Француз задаром не даст им соли, вот они и идут на это. Растолкую им, что к чему, наверно, они меня послушают. У всех, кому худо живется, слух чуткий.

Тхе взял за руку Хэ Ру и сказал:

— Я пойду с тобой…

— Нет, — покачал головой Нуп, — не надо. Сперва схожу я один, подберу падежных людей. Потом пойдешь ты. Схватят меня, ты останешься…

Назавтра он ушел. Матери Нуп ничего не сказал; только Лиеу, как и прежде, знала, куда он идет.

…А через два месяца сорок бедняков в деревне Конгма потребовали на сходе схватить старосту и теперь уж ему самому отрезать уши за все его злодеяния, совершенные по указке француза. Староста, перепуганный насмерть, бросил дом, жену, детей и сбежал к французу в крепость Хатам.

Деревня Конгма — сто двадцать человек — ушла к подножию горы Тьылэй.

III