Весть о том, что француз хочет раздать оружие, вот уж который день будоражила умы молодых парней. Они только об этом и толковали — каждый желал иметь ружье. И то правда, отчего третий год подряд деревня их голодает? Все из-за вепрей проклятых — рушат поля, травят посевы. Вот будь у нас ружья! О, тогда бы!.. Парни спали и видели эти самые ружья. Что за счастье — иметь ружье! Можно поставить сторожку на поле, и незачем больше спать в общинном доме — ночуй себе в сторожке. Среди ночи непременно объявится дикий кабан — глаза горят во мраке, как два огня. Поднимешь ружье, прицелишься получше, нажмешь на спуск: «Ба-бах!» Красные огоньки тотчас исчезнут. Вепрь заревет и ринется прочь. Ноги не держат зверя, его заносит из стороны в сторону. Он падает на бок. Судорожно бьется и затихает. Кровь, булькая, течет прямо на рисовое поле… Какое счастье!.. Француз, говорите, дает ружья?.. Ну так берите их, берите!.. И побольше патронов…
Четверо или пятеро парней пожирали глазами старосту.
— Сколько ружей дают?
— Шесть.
— А патронов много?
— Пока мало, потом дадут побольше.
— Берите. Я возьму одно.
— И я…
Са тоже едва не сказал: «И мне одно». Но, покосившись на Нупа — а тот сидел молча, уставясь на парией, — промолчал. Лишь глаза его заблестели, как две надраенные ружейные мушки. Староста — он тоже покосился на Нупа — продолжал:
— Француз наказал: кто хочет взять ружье, должен назвать мне имя. Я передам ему, а он внесет имена в список и выдаст оружие. Сперва даст одно ружье, йотом еще…
Парни умолкли все до единого. Тут подал голос Нуп.
— Ну, — спросил он, — кто хочет записаться и взять ружье?
Никто не ответил. Тогда он заговорил медленно, твердо, без единого жеста, уставясь в одну точку. Парни, слушая его, опускали все ниже головы и пятились назад, в темноту. Долгое время Нуп почти не бывал в Баланге, но люди слыхали о нем не раз, не было человека, который не знал бы его имени. Дней пять назад он говорил со многими из них, призывал отомстить французу и, если понадобится, уйти из деревни и биться с врагом на новом месте. Парни слушали его с налитыми кровью глазами, женщины и старики плакали. Но никто не решился принять предложение Нупа, хоть и знали — слова его идут от сердца, понимали — он кругом прав. Люди задумались…
А сегодня Нуп объяснил им, с чего это вдруг француз решил вооружить жителей Баланга. Может, он просто надумал дать ружья им одним? Нет, французские винтовки уже получили люди из деревень Део, Демо, Конгзианг, Делань… А ведомо ли кому здесь, в Баланге, зачем француз вооружил эти четыре деревни?
Встал изможденный старик — кожа да кости, в одной лишь набедренной повязке, лицо угловатое, тощее, щеки ввалились. Встал и выбросил вперед костлявую пятерню.
— Нуп, — спросил он, — зачем ты говоришь нам о том, что натворили люди из Конгзианга? Уж я-то их хорошо знаю. Нет, не нашей они крови, не бана! Это продажные псы. У них и нутро сейчас точь-в-точь как у француза. Они сами пришли в крепость — просить у него ружья. А потом напали на Део и Демо. Они стреляли в подпольщиков… Что о них толковать?
Тяжко вздохнув, он сел. Вновь воцарилось молчание. И опять заговорил Пуп, медленно, веско:
— Кто же, по-вашему, люди из Конгзианга? Из какой они страны? Нет, дядюшка, они родом вовсе не из Франции. Это наши с вами земляки. Они, как и мы, говорят на языке бана и пьют воду из речки Датхоа. Говорят, Конгзианг первым решил попросить у француза ружья чтобы напасть на Део и Демо. Неверно это. Сперва француз принес оружие в обе эти деревни. Принес и сказал: вот вам — стреляйте кабанов да оленей. И никто не открыл жителям Део и Демо правду — для чего француз дал им ружья. Напромышляли они и вепрей, и оленей, пристрастились к ружьям. А патронов-то больше француз не дает. Хочешь ружейный припас получить, изволь — делай все, что ни скажет француз. Тут-то он и натравил Део и Демо на Конгзианг. А там испугались насмерть и бегом в крепость к французу просить у него ружья: надо, мол, оборониться от Део и Демо… Только теперь сказал им француз: «Стреляйте в подпольщиков!» А куда денешься… Слушайте, люди, с таким же умыслом сегодня француз дает оружие и вам: мол, не откажется Баланг обзавестись ружьями, поохотиться денек и два и дольше Ну, а потом придется вам стрелять в людей Конгхоа… Придется схватить меня, отрезать мне уши и нос и выдать французу в обмен на патроны…
Общинный дом умолк, точно вымер. Тощий старик, уткнувшись лицом в ладони, плакал неслышно. Молодые парни сидели понурясь, потом подняли головы и посмотрели на Нупа. В глазах его, глядевших на огонь, видны были лишь доброта и усталость. Они поняли вдруг: для всех для них Нуп все одно как старший брат; отныне, если что взбредет им на ум, прежде всего спросят они совета у Нупа…
— Но раз француз хочет дать нам ружья, — снова за говорил Нуп, — не взять их тоже нельзя…
Люди, широко раскрыв глаза, уставились на него.
— Если отказаться от них, не сегодня завтра явитесь на работы, а он обвинит вас: вы, мол, взяли сторону Вьетминя. Похватает и бросит в тюрьму…
Молчанье по-прежнему тяжко нависало над всеми.