Страна последних рыцарей

Следующий день, а за ним и остальные были жаркими и пустыми и ничем не запоминающимися. Они струились однообразно, как песок в песочных часах. Но когда опускалось солнце, Ксения вместе с нашими друзьями, с которыми она жила в одном доме, наслаждалась вечерней прохладой в придворцовом саду, и каждая из этих прогулок заканчивалась на том месте, где у парапета над морем стояли столы и скамейки для отдыха. Внизу у воды на одном из больших камней, которых здесь было очень много, сидел я, завернувшись в бурку, незаметная фигура среди тех, кто тут прогуливался. Если Ксения, перегнувшись через стену, играючи размахивала своим белым платочком на ветру, это означало, что я могу надеяться на самое лучшее. Я знал, что она будет медленно вместе со всеми возвращаться домой, зайдет в свою комнату, но лишь для того, чтобы сразу же выйти и незаметно спуститься ко мне в сад. И вот она уже стоит передо мной, сверкающая, таинственная, коварная. Я тянул ее в лодку, которая нас ждала — лодочник был всегда один и тот же — и наша ночь начиналась.

Однажды мы причалили к берегу, где находилось древнее заброшенное мусульманское кладбище. Здесь на меня нахлынули воспоминания о детстве, о родине со всей силой, и я, отвернувшись, помолился. Когда мы пошли дальше, на губах Ксении появилась легкая улыбка, смутившая меня. В остальном сценарий показался ей романтичным и понравился, так как поверженные и разбитые надгробия, высокая трава и густо разросшиеся зеленые растения освещал сегодня круглый диск огромной луны. А слабое предостережение, которое исходило от старых могил, лишь усиливало в ней, не знающей ни робости, ни преград, желание жить. Впервые она увидела меня холодным, рассеянным, не похожим на себя, и расстроилась. Мы поспешили уйти с кладбища, где вероятно, жил завистливый джинн. Вскоре новые радости заставили нас забыть обо всем этом.

Отныне самыми важными в моем распорядке дня стали те единственные мгновения, когда я видел Ксению, а все остальное время делилось на до и после, то есть ожидание встречи и воспоминания о ней. И постепенно весь мир вокруг меня стал каким-то чудным: я блуждал как по заколдованному саду, все вещи в большом городе и за его пределами, на природе, стали более блестящими, бросающимися в глаза, но менее существенными, чем прежде, бестелесными. Они плотно сомкнулись вокруг меня и смотрели так, будто сговорились скрыть от меня какую-то тайну. Иногда мне казалось, что должно быть какое-то слово, после произнесения которого все эти видения исчезнут и обнажится простая правда. Но я не знал этого слова и, вероятно, не произнес бы, если бы даже знал. Ксения же, напротив, говорила много волшебных слов, сеть которых становилась все плотнее, но обладание которыми никогда не было ни прочной собственностью, ни твердой крепостью, которую я завоевал, чтобы свободно и уверенно смотреть оттуда в реальную жизнь. Она часто намекала, что ей приходится поддерживать связь со многими другими людьми и бывать в разных местах, и что я не должен ее об этом расспрашивать, а только терпеливо ждать в ее безумном саду, пока она появится.

Но во внешнем мире, за пределами ее царства, появились между тем новые земляки, а именно знакомый паша ^{93} со своими прелестными дочерьми. Они принимали меня самым лучшим образом, а так как принцесса Л. с семьей уехала, я стал иногда посещать этот гостеприимный дом, в чистой и радостной атмосфере которого я невольно отдыхал от колдовских чар Ксении. Но она начала мучить меня дикими необоснованными приступами ревности. Если я приходил к ней от своих друзей в хорошем расположении духа, то она терзала меня подозрениями; колкие упреки, истерические слезы, пылкие примирения и фантастические предложения о совместном будущем. Я еще не осознавал, но это было началом конца.