Страна потерянных вещей. Книга 2

– Скоро у всех в этом замке будет дел по горло с этим советом. А еще они будут присматривать за фейри, так что нацелят свои взгляды за пределы этих стен, а не сюда. Но если окажется, что я ошибаюсь, то я более чем способен отвлечь их внимание.

Лесник повернулся к Церере.

– А теперь тебе пора спать, – сказал он. – Спать и видеть сны.

LIV HEL (древнескандинавск.) Богиня смерти

Церера, уже задремывая на одной из кроватей, мысленно пожелала себе найти Калио и пропавших детей. Она вызвала в памяти коридоры, по которым они недавно проходили, и интерьеры комнат, видневшиеся сквозь открытые двери, мысленно составляя план замка. Но когда наконец начала видеть сны, привидевшееся привело ее не в эти каменные коридоры или подземные туннели, а в спальню в «Фонарном доме», занавеска на окне которой была задернута, прикрывая ее от угасающего света дня. Феба лежала совершенно неподвижно, лишь грудь ее едва заметно поднималась и опадала. У кровати горела лампа, та самая, которую Церера использовала для чтения дочери на ночь. Это был единственный источник света в комнате, в остальном погруженной в полумрак.

И в этом полумраке крадучись двигалась какая-то фигура: женская, различимая лишь как смутный силуэт, – тень, состоящая из других теней, клочков тьмы, призванных придать материальность тому, что к материальному не принадлежало. Верхняя часть головы у этой женщины выглядела так, словно из нее торчали деревянные щепки или осколки стекла. Церера не сразу поняла, что это зазубренная корона, растущая прямо из кости.

– Знаешь меня? – спросила женщина, и в комнате вдруг резко похолодало. – Потому что я знаю тебя и это дитя. Ты не единственная, кто может перемещаться между мирами.

– Держись от нее подальше! – резко приказала ей Церера. Как и в случае с женщиной, в комнате присутствовала и некая призрачная часть ее самой, словно дух того, кто еще только находится при смерти, так что Церера знала, что у нее есть свобода выбора. К несчастью, равно как и эта хищная самка.

– Почему? – спросила женщина. – Она скорее мертва, чем жива, а следовательно, больше моя, чем твоя: она так близко от меня, что разделяет нас едва ли один шаг – или вдох. В ней осталось так мало жизни, что даже вряд ли стоит прилагать какие-то усилия, чтобы забрать ее.

– Тогда оставь ее в покое.

– Ты умоляешь меня?

– Нет, я тебе приказываю. Держись от нее подальше.

Смех женщины прозвучал словно трескающийся лед.

– И что ты будешь делать? Что ты можешь сделать там, где бесчисленное множество других пытались и потерпели неудачу? Имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, сколько людей умоляли или грозили, когда конец был близок – когда появлялась я? По крайней мере, твоя дочь испустит свой последний вздох в тишине.

– Я буду бороться за нее.

– Но это ведь ты сама вызвала меня! Это ты пожелала, чтобы я оказалась здесь. Ты желала ей смерти – и себе тоже. Ты отчаялась, а я – неизбежный финальный аккорд этой пьесы.

– Это не так! Я просто хотела, чтобы весь этот тоскливый кошмар наконец прекратился, и это было в момент слабости, когда я думала, что не смогу и дальше так жить.

– Экая казуистика… Тем не менее я услышала и откликнулась. А теперь произнеси мое имя. Признай меня!

– Я не стану.

– Потому что ты боишься того, что может случиться, если ты произнесешь его вслух?

– Да.

– А зря. Она почувствует лишь укол, как и ты, а то, что последует, будет милосердием для вас обоих. Я всегда милосердна, пусть даже и в самый последний момент.

– Я не вижу в тебе никакого милосердия, – сказала Церера. – Только голод.

– Твой страх ослепляет тебя в отношении первого и переоценивает второе. Но не стану отрицать, что мой аппетит – это моя беда. Его никогда не насытить, да я и не хотела бы этого. Я – это то, что приходит ко всем живым тварям, потому что неизбежно должно прийти. Я нахожусь в них и принадлежу им с самого момента их рождения. Я иду бок о бок с ними всю их жизнь, и мое лицо – это последнее, что они видят.

– Ты наслаждаешься смертью.

– Нет, я и есть Смерть.

Женщина выступила вперед, рассеивая тьму, – чернота опадала с нее, словно обугленные листья, когда она приближалась к кровати: Бледная Дама Смерть, открывшаяся во всей своей красе. Губы у нее приоткрылись, когда она наклонилась, чтобы поцеловать Фебу.

– Нет! – выкрикнула Церера. – Я этого не допущу!

И бросилась навстречу Смерти.

* * *

Церера, раскинувшаяся на соломенной кровати под бдительными взорами Лесника и Дэвида, мучительно вскрикнула. Дэвид склонился над ней, словно чтобы разбудить ее, но Лесник остановил его.

– Не надо, – сказал он.

– Но ей же больно!

– Ей было больно и когда она появилась здесь, и задолго до этого – точно так же, как и тебе, когда ты попал сюда в первый раз. Ты был ребенком, который искал свою потерянную мать. А она – мать, которая ищет своего потерянного ребенка.