Страна потерянных вещей. Книга 2

За столом, ожидая появления Балвейна, сидели пятеро вельмож, которые правили этой частью королевства – с разной степенью преданности, зависти и придушенного негодования по отношению к своему сюзерену, в зависимости от уровня их амбиций. Самой расчетливой и трезвомыслящей, а следовательно, и самой опасной из них была графиня Кристиана, которая, как поговаривали, отравила своего мужа, графа Ганса, заодно приходившегося ей племянником, – сложная схема, которая мало кого устраивала, а меньше всего графиню, отчего она и сочла нужным избавиться от него. Слева от нее сидел барон Вильгельм, а рядом с ним – его младший брат Якоб: жадные, праздные, но легко управляемые люди, хотя не так давно оба выразили недовольство своей долей доходов от рудника «Пандемониум» и подумывали добиться пересмотра своего контракта с Балвейном. Оба были женаты на столь же жадных и праздных женщинах и начали заводить детей, которым, судя по всему, предстояло ничем не отличаться от своих родителей.

Напротив Якоба сидел Карл – герцог Перро, сводный брат покойного и не особо оплакиваемого графа Ганса, который считал Кристиану убийцей, но предпочел оставить это мнение при себе, поскольку не испытывал желания быть в свою очередь отравленным, отчего даже нанял недавно целую команду дегустаторов, пробовавших его еду, прежде чем он садился за стол. И, наконец, по соседству с Карлом устроилась маркиза Дортхен, свояченица Балвейна, – представительница дворянского рода, теоретически наиболее тесно связанная с ним узами крови и верности, хотя ни то, ни другое не имело большого значения для знати, поскольку кровь при нужде всегда можно пролить, а верность – это лишь предмет торга ради обретения какой-либо выгоды.

– Он опаздывает, – недовольно произнесла Кристиана. – Точность – вежливость королей, или он про это не слышал?

– Балвейн – не король, – отозвался Вильгельм. – Даже в собственных мечтах.

Его брат рядом с ним хихикнул.

– Последнего короля съели волки, – вступил в разговор Якоб, – а Балвейн просто скормил им свою семью. Наверное, он ошибочно истолковал это как признак принадлежности к венценосным особам.

– Это плохая шутка, – сморщилась маркиза Дортхен, – весьма дурного вкуса.

Якоб сразу перестал хихикать – хотя и не боялся, что Дортхен неблагоприятно отзовется о нем перед своим зятем, поскольку она питала к тому не большую любовь, чем ко всем остальным. Дортхен ожидала получить дополнительную долю в руднике после смерти своей сестры, поскольку жена Балвейна получила часть рудника в качестве свадебного подарка, а в ее завещании оговаривалось, что в случае кончины все ее состояние должно перейти к Дортхен, которая будет держать эту долю в доверенном управлении для детей. Когда упомянутых детей вместе с их матерью съели волки, Балвейн и его адвокаты решили, что условия завещания больше неприменимы, лишив Дортхен ее дополнительного процента. Так что хоть та и продолжала поддерживать Балвейна, но только лишь потому, что альтернатива, а именно альянс с одним или несколькими другими вельможами, ее совсем не привлекала – или пока не привлекала.

Один только герцог Карл хранил молчание. Ему принадлежала самая маленькая доля в руднике, и может, он даже предпочел бы и вовсе не владеть ею, но все-таки лучше было оставаться при делах и иметь хоть какое-то право голоса в управлении предприятием, чем остаться вообще без всякого влияния. Втайне Карл рассматривал этот рудник как прыщ на теле земли – прежде всего потому, что его личные земли располагались в низине, а промышленные стоки постепенно отравляли его собственные реки, равно как и окружающие поля и леса. Его арендаторы начали жаловаться, потому что загрязнение окружающей среды напрямую сказывалось на урожае, а то, что влияло на их доходы, имело прямое отношение к арендной плате, которую Карл мог с них взимать. Однако до сих пор его обращения к Балвейну с просьбами что-то предпринять по этому поводу оставались без ответа.

А теперь приходилось думать еще и о фейри. Карл и представить себе не мог, что те могут особо благосклонно относиться к существованию рудника. Фейри остро ощущали любые изменения окружающей среды и считали ее защиту своим священным долгом – не в последнюю очередь потому, что ее чистота была напрямую связана с их выживанием. В народе ходили байки о том, что в старину фейри могли замучить до смерти крестьян, не относившихся к природе с достаточным уважением, и топили землевладельцев, которые позволяли загрязнять отходами их ручьи. В безопасности своего собственного дома и уединении собственного разума Чарльз предполагал, что именно рудник наверняка в конце концов и выгнал фейри из их курганов и нор. Если это и в самом деле было так, то он был полностью готов выступить за его закрытие, а не рисковать эскалацией взаимной вражды, – хотя и сомневался, что его деловые партнеры, и в частности Балвейн, столь же готовы расстаться с таким большим нетронутым богатством.

– Черт бы побрал этого человека, – в сердцах произнес Вильгельм. – Ну где же он?