Страна потерянных вещей. Книга 2

Бросив последний опасливый взгляд на фейри на галерее, мажордом выскользнул за дверь. Балвейн занял свое место во главе стола – на единственном стуле, не залитом кровью, и попытался разобраться в своих чувствах, но разбираться было не в чем: ни удовольствия, ни облегчения, ни стыда, ни отвращения… Одно только разочарование, вызванное его неспособностью получать радость от реализации своих амбиций, которое вскоре сменилось полной подавленностью, настолько затуманившей все его мысли, что на некоторое время он полностью забыл об окружающем. Балвейн надеялся, что когда к нему приведут волчицу, он все-таки обнаружит в себе способность к более глубокому эмоциональному отклику.

Донесшийся откуда-то неподалеку звук – скрежет камня о камень, как будто открылась одна из потайных дверей зала, – вывел его из меланхолии. Лучники-фейри теперь присоединились к нему на полу Большого Зала, хотя он и не просил их составить себе компанию – вообще-то Балвейн предполагал, что они вернутся к себе, чтобы отчитаться перед Бледной Дамой. В этом он ошибался, как и во многом другом. Фейри не требовалось возвращаться к ней, потому что она уже была с ними.

Температура вокруг Балвейна резко упала, но прежде чем он успел определить причину, холодные губы коснулись его затылка, за чем последовал острый укол, словно в основание черепа воткнули иглу. Оттуда холод проник ему в грудь, быстро распространяясь по конечностям. Он попытался позвать на помощь, но его язык превратился в лед, а дыхание беззвучными облачками пара вырывалось из разинутого рта. Даже влага у него в глазах замерзла, так что зрение затуманилось, и Бледная Дама Смерть, череп которой был увенчан костяными отростками, казалась разве что чуть более темной дымкой среди тумана – предвестницей полной тьмы.

– Балвейн, – прошептала она, – а теперь давай завершим нашу сделку.

* * *

Мажордом далеко не ушел. Когда он несся по коридору, его перехватил Лесник в сопровождении отряда дворцовой стражи, бойцам которого уже показали мертвую фейри и их павшего товарища возле кухни. Стражников возглавлял маршал Денхэм.

– Где Балвейн? – спросил Лесник.

– Он проводит совет знати, – заносчиво ответил мажордом, – и просил его не беспокоить.

– Обстоятельства изменились. Отведи нас к нему.

Мажордом повел их к главному входу в Большой Зал, всю дорогу протестуя и грозя ужасными последствиями, едва только его светлость узнает о том, как жестоко обошлись с его верным слугой. Лесник сильно постучал в дверь и выкрикнул имя Балвейна, но ответа не последовало.

– Твой господин не отвечает, – сказал Лесник мажордому, – и его гости тоже. Если они там, то они мертвы. А если и нет, то тебе наверняка не терпится узнать, что с ними случилось. – Он повернулся к Денхэму. – У вас есть полномочия выламывать двери?

– Да, но я предпочел бы этого не делать.

– Дверь можно починить. А вот смерть – это навсегда.

– В курсе.

Маршал подозвал самых сильных из своих людей, и те начали выбивать дверь. Вскоре послышался треск, когда древесина начала поддаваться под напором тел.

– Еще разок! – крикнул Лесник. – Навались!

Стражники отступили, собираясь с силами для последней попытки, а потом врезались в дверь всем своим весом. Внутренний засов хрустнул, и дверь распахнулась, открыв совершенно пустой зал: ни Балвейна, ни вельмож. Стражники выхватили мечи и рассыпались по сторонам. Лесник вошел последним. Подойдя к столу, он оперся о него руками и ощутил под пальцами что-то липкое. Мажордом шмыгнул к двери.

– Держите его! – приказал Лесник. Двое стражников перехватили беглеца и потащили его, брыкающегося и протестующего, к Леснику и Денхэму.

– У вас здесь нет власти! – возмущался мажордом. – В отсутствие его светлости я…

– В его отсутствие, – перебил его Лесник, – ты ответишь на все наши вопросы, первый из которых, – он поднял испачканные руки у него перед лицом, – чья это кровь?

LIX BEHEAFDIAN (староангл.) Обезглавить

Церера с Дэвидом пробирались по сети очень старых подземных переходов, только один из которых – главный, освещенный туннель – использовался более или менее регулярно. Остальные обрушились, сделавшись частично или полностью непроходимыми, и от последних кое-где остались лишь неровные углубления в каменной кладке по бокам – но по крайней мере одно из них сохранило им жизнь.