Как и предсказывал Лесник, фейри услышали предсмертный крик своей сестры, и Церера вскоре засекла их приближение. И хотя фейри были способны передвигаться совершенно бесшумно, в этих глубинах у них не было в этом особой нужды. Сохранять осторожность все равно стоило, но желание помочь одному из своих, попавшему в беду, заставило их двигаться быстро. И даже негромкая поступь и позвякивание оружия выдали фейри с головой, позволив Церере и Дэвиду вовремя укрыться в одной из ниш, оставшихся от боковых туннелей. Тем не менее подвернувшаяся им оказалась настолько неглубокой, что Церера могла бы протянуть руку и дотронуться до трех фейри, когда те проходили мимо, и только когда уже больше не могла их слышать, позволила себе выдохнуть. Стоявший рядом с ней Дэвид сделал то же самое, а затем прошептал:
– Похоже, их совсем мало. На что они надеются, когда люди значительно превосходят их численностью?
– Может, это просто лучше, чем совсем ничего не делать, что бы они там ни затевали…
Они возобновили свою экспедицию, все дальше углубляясь в подземный лабиринт – руководствуясь знанием, что движутся туда, откуда пришли фейри, и еще больше подхлестываемые все усиливающейся ноющей болью в руке у Цереры. Какие бы страдания ни причинила ей Калио, это оказалось бесценным в их поисках. Хотя как только дети будут найдены, Церере станет уже до лампочки, что там дальше случится с этим полудревесным существом – зачахнет оно и засохнет, или же дриаду расколят на мелкие щепки и наделают из нее спичек.
– Ты это слышала? – вдруг спросил Дэвид.
Церера прислушалась.
– Я вообще ничего не слышу, – сказала она.
– Тише!
Церера сердито посмотрела на Дэвида. Ей не нравилось, когда мужчины командуют ею, независимо от причины, но, поскольку освещение был слишком тусклым, ее убийственный взгляд был направлен на него впустую.
– Нет нужды…
И вот оно: плач младенца, едва слышимый. Явно настолько слабого или измученного, что тот едва мог собраться с силами, чтобы издавать эти звуки. Прерывающиеся всхлипывания привели Цереру и Дэвида в комнату, увешанную по стенам зеркалами, каждое из которых отражало последние мгновения чьей-то мучительной смерти – искаженные в агонии лица людей, конец которых проигрывался снова и снова. Все зеркала были одинаковой формы – овальной, дюймов восемнадцати в ширину, но каждая рама оказалась уникальной: путь к смерти у каждого свой, но пункт назначения всегда один и тот же.
– Одна из комнат Скрюченного Человека, – сказал Дэвид. – Так и вижу, как он тут развлекается.
Но Церера сосредоточилась на углу комнаты, где вокруг жаровни с тлеющими углями стояло несколько плетеных колыбелек. Над одной из них склонился фейри – низко опустив голову, он вдыхал струйки белого пара, питаясь жизненной силой одного из малюток. Именно от этого ребенка исходили крики, которые уже начинали затихать, угрожая смениться полной тишиной. Церера подумала, что в жизни не испытывала еще такой ярости – наверное, даже в отношении человека, который отнял у нее дочь. Тот водитель не собирался причинять вред Фебе. В его действиях не было злого умысла, и если б он хоть отдаленно представлял себе то, что вот-вот произойдет, то немедленно отложил бы телефон в сторону и вновь сосредоточился на дороге. Но такое – лакомиться ребенком, сознательно лишать его жизни, чтобы продлить свою собственную… Которая и без того неизмеримо долгая, тянется век за веком, тогда как этому крошечному существу едва дали время ощутить солнце у себя на коже…
Прежде чем Дэвид успел остановить ее, Церера бросилась к фейри с мечом в руке. Тот был настолько поглощен своей трапезой, что не заметил угрозы, пока Церера не оказалась почти над ним, а к тому моменту было уже слишком поздно. Меч взлетел в воздух, когда фейри поднял голову, и резко опустился, едва он только повернулся, так что Церера смогла углядеть выражение лица фейри, когда его голова отделилась от тела и с треском ударилась в груду мелких костей, которые при этом разлетелись по сторонам.
– Посмотри, что ты заставил меня сделать! – воскликнула Церера, обращаясь к изуродованному трупу, его отрубленной голове и, наверное, также ко всему этому миру и к миру, оставшемуся позади, каждый из которых являлся искаженным отражением другого. – Посмотри, во что я превратилась!
Потому что это убийство было другим. Там, в Салааме, фейри-подменыш набросился на нее, и меч оказался в нем прежде, чем она успела опомниться, так что Церера не могла с уверенностью сказать, намеревалась ли прикончить его или нет. Однако на сей раз она просто-таки горела желанием предать смерти другое живое существо, и ярость, стоявшая за смертельным ударом, была холодной. Церера не была с головой охвачена ею, а направила ее в строго намеченное русло.