Их трупы ложатся на дно. На трупы падают новые трупы. Слой за слоем, все выше и выше поднимаются миллиарды диатомовых трупов, и вот проходят тысячи лет. Диатомеи поднимаются со дна реки островами, отмелями. Река разделяется на рукава, на дельты. Меняется и русло реки. Изменяется ее география. Огромные озера медленно умирают под слоем трупов диатомовых. Превращаются в болота. Исчезают с географических карт.
Недалеко от Ленинграда находится крепость Кронштадт. 30 километров надо ехать до него по „Маркизовой луже“. Но через две с половиной тысячи лет из Ленинграда в Кронштадт можно будет пройти, не замочив ног. Трупы диатомовых покроют „Маркизову лужу“ плотным и крепким грунтом.
Как видишь, эти крошки незаметно для человека меняют и самый вид земли».
«Ну, а сейчас оболочки диатомей получат новое назначение. Выбирай-ка для своих колобков кошелки».
Карик наполнил две корзиночки колобками и пошел следом, за профессором.
Путешественники вернулись в энотеровую рощу. Они положили корзинки под деревом и растянулись в прохладной тени. Закинув руки за головы, они лежали, негромко разговаривая, но скоро оба стали зевать.
— Поспим, — предложил профессор.
— Спите, — сказал Карик, — а я постерегу вас.
Профессор заснул.
Карик лежал рядом с профессором и, слушая мерное дыхание Ивана Гермогеновича, думал о том, как обрадуется мама, когда он и Валя придут домой и как она будет ахать, когда он, Карик, станет рассказывать ей про это удивительное путешествие.
Глаза Карика слипались.
Он повернулся набок и заснул так же крепко, как и профессор.
Сквозь сон они слышали какой-то неясный шум и чьи-то тихие шаги, как будто к ним подкрадывался дикий зверь. Потом все стихло. И вдруг самый настоящий человеческий голос закричал громко:
— Ах, вот вы где? А это что же такое?
Иван Гермогенович и Карик открыли глаза.
Глава XV
Перед профессором и Кариком стояла Валя.
Живая, настоящая Валя.
В руках она держала корзиночку-диатомею, внимательно рассматривая ее серебристые узоры. Она то подносила корзиночку к самым глазам, то поднимала высоко над головой и рассматривала ее, прищурив один глаз.
— Глядите, граждане! — засмеялся Карик. — Перед вами продолжение фильма «Девушка с Камчатки». Пропавшая девушка таинственно появляется на западном побережье.
А профессор ничего не сказал. Он крепко прижал Валю к себе и молча гладил ее по голове.
Валя вывернулась из рук профессора и, протягивая ему корзинку-диатомею, спросила:
— Неужели сами сделали? Из чего это? И чем это так вкусно пахнет? Ее можно есть?
— Корзиночку нельзя, но булки, которые лежат в корзинке, можно есть, — сказал профессор.
— Тебе сколько? Две? Три? — спросил Карик, доставая колобки из корзиночки.
— Пять! Мне — пять! — быстро сказала Валя.
Профессор и Карик засмеялись.
— Вот это называется проголодалась! — сказал Карик.
— Ничего, ничего! Пусть ест как следует. Да и мы с тобой закусим заодно. Хочешь?
— Это можно! — согласился Карик.
Путешественники сели в тени развесистого дерева.
Профессор поставил против Карика и Вали по корзиночке колобков и широким гостеприимным жестом пригласил ребят к скромному ужину.
Валя откусила кусочек колобка, пожевала его и сказала:
— Очень вкусно! — и принялась уплетать колобки за обе щеки.
Профессор и Карик посматривали, улыбаясь, на Валю.
Карик подмигнул Ивану Гермогеновичу и с самым невинным видом спросил:
— А это правда, что в Москве жил человек, у которого был аппетит слона?
— Не слышал, — сказал профессор.
— А я слышал. Говорят, он съедал десять тарелок супа.
— И я съела бы! — сказала Валя, запихивая в рот большой кусок колобка.
Карик подтолкнул профессора локтем.
— А на второе — пятнадцать отбивных котлет.
— И я могу пятнадцать! — сказала Валя.
— И, наконец, после обеда он съедал двадцать компотов! — продолжал Карик.
— А я хоть тридцать!
Карик отодвинул от себя корзинку и вытер пальцы о лепесток.
— А потом этот человек подвязывал салфетку на грудь и говорил: «Ну, кажется, я заморил червячка, теперь, пожалуй, можно приступить к настоящему обеду!»
— И я…
Валя протянула руку к восьмому колобку, но, дотронувшись до него, подумала немного и тяжело вздохнула.
— Нет, — сказала она, — я уже по-настоящему пообедала. Больше не хочу.
— Ну, а теперь, — сказал Иван Гермогенович, — рассказывай, как ты ухитрилась попасть в цветок энотеры.
— А мы вас искали, искали с Кариком… Правда, Карик?
Карик кивнул головой.
— Я ходила, ходила и вдруг захотела есть, а в лесу пахнет как в кондитерской. Полезу, думаю, на дерево. И полезла. А там ка-ак захлопнется и не пускает. Кричала, кричала, даже у самой уши заболели.
— И плакала, наверное?
— Немножко… А потом заснула да так крепко, что даже ничего во сне не видела. А потом, слышу, кричат: «Валя, Валя!» Я хочу проснуться, но никак не могу!
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается! — сказал Иван Гермогенович. — А чтобы нам снова не потерять друг друга, — дайте мне слово, что вы больше не отойдете от меня ни на шаг!
— Честное пионерское! — сказал Карик.
— Честное под салютом! — подняла руку Валя.
— Тогда — в поход! — весело сказал профессор. — В поход, друзья мои, в поход!