Страна слепых, или Увидеть свет

«Смотреть на вещи». Вик не оценил этот юмор. Он не в том состоянии, когда обращают внимание на слова других. Зато Лора наконец остановилась и прислушивается к его болтовне — по крайней мере, мне так кажется. Из-за перевернутой маски она смахивает на куклу с неправильно приставленной головой.

А голос крота все меньше напоминает его собственный. Он словно распадается на несколько голосов, разговаривающих друг с другом внутри не слишком светлой башки и при помощи не вполне послушного языка. Что-то до боли знакомое, не правда ли?

— …четыре глаза на троих… Совсем неплохо… Каждому по одному, и еще останется про запас… Можно сыграть в гольф… Только где теперь найдешь зрячего кэдди?.. Ничего, бывало и хуже… Когда-то носили по очереди… Один-единственный… Вот это был цирк…

Разноголосое бормотание становится тише, а шепот — уже и вовсе неразборчивым. Незнакомец доверительно обращается ко мне:

— Теперь понимаешь, зачем мы его держим?

Я ни хрена не понимаю, но кому хочется в этом признаваться? Кроме того, мне плевать на их с Виком дела, и единственное мое желание — убраться отсюда с чем-нибудь таким, что остановит медленное поджаривание моих мозгов. И укажет путь к острову. Однако я не пропустил мимо ушей слово «мы». Блефует хозяин или нет?

— Возможно, я смогу подыскать кое-что и для тебя, — говорит незнакомец. И снова у меня возникает ощущение, что чтение мыслей — просто трюк наподобие какого-нибудь дешевого фокуса с монетами, но если для забавы с монетами требуется ловкость пальцев, то для разговора вроде этого нужны только зрячие глаза и наблюдательность. Ведь я самое бесхитростное создание на свете. Все написано на моей роже — ввиду длительного отсутствия необходимости что-либо скрывать.

— Придется немного прогуляться, не возражаешь?

Я зашел уже слишком далеко, чтобы возражать. Однако возражения, кажется, имеются у Вика. Он мотает головой и блеет:

— Не-е-ет! Не-е-ет! Не-е-ет!..

— Присмотри за ним, — говорю я Лоре. На тот случай, если Лора снова с нами. Надеюсь, вернувшись из объятий темноты, она еще не забыла, кто к кому напросился в напарники.

Незнакомец поворачивается ко мне спиной и направляется в глубь коридора. Тащусь за ним, спрашивая себя: может, рискнуть и пристрелить его сразу? Нет, не надо. У меня есть то, ради чего стоит потерпеть еще немного. Тешу себя мыслью: никогда не поздно лечь и ждать смерти. Тут из своей норы высунулся Крысяра: «…Или забрать порошок у Вика и занюхать эту долбаную жизнь. Конечный результат не изменится, но хотя бы приятно проведем оставшееся время».

Темнота сгущается, однако впереди виден свет, проникающий через проемы в торцевой стене здания, — там лучи солнца рикошетят от воды. Сквозняки доносят запах моря. Но по-прежнему чую и гарь.

— Лифты не работают, — незнакомец сообщает об этом будто о досадной помехе, которая возникла всего пару часов назад. Мне кажется, я вязну в трясине слежавшегося времени. Каждая новая секунда не соскальзывает в прошлое, а оседает на ботинках. Каждая попытка напомнить себе, кто я и для чего здесь, только добавляет очередной этаж к готовому рассыпаться от легкого дуновения карточному домику моих надежд.

Сворачиваем к боковой лестнице. Серебристое сияние воды танцует на стенах. Вкрадчивый шорох прибоя звучит гулко, будто доносится из колодца. Или у меня просто закладывает уши?

Пролет за пролетом; полторы сотни ступенек вверх. Я заранее знаю, сколько их придется одолеть, но пользы от этого не больше чем от календаря: количество суток известно на годы вперед, однако с тем, что готовит каждый новый день, столкнешься когда доживешь, И если доживешь. В лучшем случае выбираешь место и пытаешься протянуть до следующего дня. Ничего не поделаешь — не я придумал эту игру.

«Иногда удобнее считать их плодом воображения, — говорил Санта, убивая тварей, которых становилось слишком много. — Так легче от них избавляться». Сейчас я чувствую себя жертвой подобного самообмана: кто-то, не способный полностью обуздать свою больную фантазию, пытается от меня избавиться. Я словно наполовину стерт, а оставшаяся часть — это мерцающая галлюцинация старого Вика, которая неизбежно исчезнет, и слепой наркоман погрузится в безвозвратное забытье.

Только фигура незнакомца, идущего в нескольких шагах впереди, помогает мне сохранять связь с реальностью. Если же он все-таки призрак, значит, я в полном дерьме. Он тащит меня за собой, поманив чем-то запретным. Или пустышкой за окровавленной дверью… Может, это и есть агония — видение бесконечных лестничных маршей, никуда не ведущих; чередование света и тьмы, отмеренных равными дозами; непременная тень рядом — то ли конвоир, то ли проводник — как будто нужна компания, чтобы сдохнуть! Нет, она нужна для другого: чтобы я не вернулся ненароком из страны мертвых в страну слепых. Где-то там, за пределами испорченного времени и распадающейся плоти, незнакомец сделает контрольный выстрел, вернее, выложит контрольную линию на холодном, уже ничего не отражающем зеркале, вдохнет ее и сотрет меня окончательно…

29