Страна Соболинка

Девушка сразу же возненавидела своего благодетеля. Ох, какова была ее эмоциональная буря: «Я! Такая красивая, привлекательная, неповторимая!.. Да в городе за мной такие мужики ухлестывали!.. На машинах!.. С квартирами!.. Да мне директор завода под ноги розы бросал!.. Да меня… На руках носили! А тут какой-то козел… Даже слова хорошего не скажет. Да после этого я с ним за одним столом сидеть не буду! Сейчас же, сию минуту, уезжаю! Ухожу! Прочь, чтобы не видеть его ехидную рожу! Пусть ищет себе доярку, колхозницу!»

Черноглазая вскочила с кровати, начала одеваться, разом прыгнула в плавки, попала двумя ногами в одну дыру, порвала их, отбросила, схватила колготки – та же история. Новые неприятности породили бессилие. Она села на кровать, ткнулась лицом в рваные колготки, заплакала навзрыд. Он заглянул в комнату, понял, что произошло, отвернулся. Не любил Анатолий женских слез, ему было всегда жалко страдающего человека. Когда кому-то было плохо рядом, он тут же хотел помочь ему, пожалеть, успокоить. Так было и сейчас. Он уже хотел подойти к ней, присесть рядом, погладить по голове, прижать к плечу. И только недалекие воспоминания женского коварства оторвали его от этого поступка. Толя решительно отвернулся, взял с печки сигареты. Прежде чем выйти на улицу, громко, во всеуслышание предупредил:

– Проревешься, садись обедать. Плов на печи, молоко в холодильнике, хлеб в хлебнице. Поешь, за собой уберешь, – и хлопнул дверью.

Девушка схватила с пола тапочек, со злостью бросила его ему вслед: «Козел! Еще издевается! Да ни минуты не останусь! Сейчас вот только поем – и уйду! Пусть потом локти кусает, что бросил меня… Такую красивую и неповторимую! Пожалеет!»

Стискивая зубы, обиженная стала собираться, но вдруг осела, вспомнила: «А бежать-то некуда…»

…Подложив под себя теплые шубинки, Анатолий спокойно сидел на чурке во дворе. Свое любимое место он называл про себя пунктом наблюдения. На этой толстой невысокой чурке, которую он долго выбирал из старого сухого кедра, он колол дрова, рубил мясо, что-то тесал топориком, чинил-клепал железо, отдыхал, курил. Своим месторасположением незаменимый предмет имел направленную основу: чурка стояла там, откуда лучше всего было видно далекие белоснежные гольцы. Голубая тайга начиналась за поселком, на покатых, овальных горах, которые постепенно, отдаляясь, набирали силу, высоту и остроту пиков. Обширный вид хребтов предопределял настроение охотника, давал повод для размышления, манил к себе нетронутой красотой.

Каждое утро после завтрака Анатолий выходил на улицу покурить, садился на чурку и, взирая на голубые дали, думал: хорошо ли прошел день вчера, как и что предстоит сделать сегодня, как лучше поступить в том или ином случае? Открытый вид просторов вдохновлял охотника, приносил спокойствие и уверенность, в голову приходили различные мысли, поднималось настроение. После такой пятиминутки, которую хозяин дома в шутку называл «планерка», у него все становилось на свои места. Непонятно почему, сами по себе исчезали ярость и злость, проходили тоска и ностальгия, а толчок адреналина придавал силы и настрой. Кедровая чурка являлась излюбленным местом, где Анатолий любил раскрепостить свою душу несколько раз в день.

Сейчас охотник пребывал в растерянности. Гнетущие мысли забивали голову сгоревшим пеплом: что делать? Этот вопрос полностью относился к гостье дома, которую он, по своей душевной простоте, согласился перевезти и спрятать от беды. Все, что на настоящий момент было связано с девушкой, имело отрицательные стороны. Анатолий уже пожалел, что согласился укрыть ее. Мало того что он поставил себя под удар, так от нее не было никакого толку. После непродолжительного общения с ней за несколько дней Анатолий понял, что она не только не приспособлена к жизни, лентяйка, но еще она была страшным человеком, потому что оставалась равнодушной по отношению к другим. Во-первых, это относилось к родным и близким. Когда-то, там, в городе, черноглазая говорила, что у нее есть сын, мама, папа, бабушка, которых она не соизволила предупредить, что уезжает на некоторое время по каким-то причинам. Более того, в последующие дни она больше не вспомнила о них, преспокойно читая на кровати книгу про любовь. Настоящая мать, любящая дочь не может так поступать, будет терзать себя переживаниями, угнетением, тоской, зная, что где-то о тебе тоже переживают. В такие моменты не до книг. У красавицы эти чувства отсутствовали напрочь. Во-вторых, своим избалованным характером, неприспособленностью к жизни девушка портила все планы: Анатолию нужно было уходить в тайгу на месяц, а он не знал, как оставить приживалу. Выгнать – жалко, а если оставить дома – не сможет себя обслужить. В-третьих, что скажет Вера, если он попросит ее… Скорее бы уж пришла из тайги.