Столик, забронированный Минадзуки, оказался на противоположной стороне зала, уровнем выше: мы поднялись по маленькой винтовой лестнице на галерею с четырьмя столиками, почти все из которых пустовали — только за одним сидели две женщины в платьях, увлечённо беседовавшие за обедом. Судя по платьям и поблёскивавшим украшениям, они были не меньше чем начальницами отделов.
В пищевой цепочке кружевных воротничков я хорошо ориентировался.
Наш столик стоял в глубине галереи, в углу: вид отсюда был не слишком хорошим — за окном «Шпигеля» было видно только непроницаемый стеклянный фасад небоскрёба напротив. Но выбиралось это место определенно не панорамы ради.
— Что вы будете заказывать, господин Штайнер? — спросила Минадзуки, усаживаясь напротив меня: над столешницей перед нами зажглось меню.
— М-м-м… — задумчиво протянул я, пролистывая вниз список первых блюд. Для меня цены несколько менее кусались — инспектор полиции даже без премиальных получает больше, чем офисные служащие — но всё же отбивали аппетит. Не бутерброды же есть, честное слово…
Минадзуки терпеливо ждала, глядя на меня. Я пролистнул меню обратно, подумал и ткнул, наконец, в шницель по-гамбургски. Минадзуки просияла.
— А пить вы что будете? — невинно поинтересовалась она.
— Чай. — ответил я. — Уж чай-то у них должен быть…
— Ничего боле приличествующего?
— Нет, спасибо. — после вчерашнего вечера я думать не хотел о спиртном — даже о вине. — Вы хотели поговорить, госпожа Минадзуки?
— Одну минутку. — попросила она, заканчивая выбирать заказ. Я не заметил, что она выбрала — меню было развёрнуто тыльной стороной ко мне — но экран меню исчез, и Минадзуки вновь обернулась ко мне.
— Да, господин Штайнер. — сказала она. — Я хотела с вами поговорить. Прежде всего, я хотела бы поговорить о вашем расследовании.
— Моём бывшем расследовании. — враз помрачнев, поправил я. — Но допустим. И что вы хотите знать?
— Всё. С самого начала.
Я вздохнул и откинулся назад на стуле.
— Три дня назад, — начал я, — мы получили вызов из Портовой Администрации. Жертвой была Хироко Вишневецкая, дежурный диспетчер. Её убили на рабочем месте, перерезав ей горло вибромечом. При этом камеры видеонаблюдения в диспетчерской и в шлюзе этажом ниже были отключены, а на месте преступления не осталось никаких следов.
Минадзуки внимательно кивнула.
— Моей основной гипотезой была контрабанда. Исходя из неё, контрабандисты — кем бы они ни были — убрали Вишневецкую, чтобы замести следы своих действий в Порту. Были обнаружены улики, косвенно подтверждающие эту версию. Код транспондера и дата, предположительно, прибытия, за три дня до гибели Вишневецкой — раз. Данные стыковочного узла, который задействовался в то время и, позже, ночью на шестнадцатое число — два. Данные с телескопов и радаров Порта, на которых видно малозаметный космический корабль, предположительно совершавший стыковку — три. Деньги наличными, обнаруженные в комнате Вишневецкой — четыре. Позже её помощник, Валленкур, в ходе беседы подтвердил получение Вишневецкой значительной суммы денег за три дня до смерти. Но, — я поднял палец, — эта гипотеза не объясняет двух вещей. Убийства Вишневецкой — не каждый день перерезают горло диспетчеру на рабочем месте, посреди смены, вибромечом, да ещё и не оставив при этом следов. И того, что курьерский корабль, да ещё и очевидно малозаметный, делал в Порту, где корабли таких размеров обычно не стыкуются.
— И вы обратились, — заметила Минадзуки, — к собственным источникам. Верно?
— Откуда… — начал я и махнул рукой, — а, ладно. Вы всё обо мне знаете, да, госпожа Минадзуки?
— Не всё. — улыбнулась она. В отличие от улыбки той же Сказочницы, улыбка Минадзуки казалась совершенно искренней. — Но многое. Итак, вы отбросили эту гипотезу?
— Скажем так, не совсем, хотя мои источники не подтвердили своей причастности к гибели Вишневецкой. Кроме того, результаты медицинской экспертизы, — вы, наверное, с ними ознакомились, — показали, что Вишневецкую убили именно вибромечом. Не ножом. И даже не штык-ножом. При этом, — добавил я, — не оставив никаких следов борьбы. А голову Вишневецкой — на одной ниточке. Это, как минимум, подозрительно.
— И что было дальше? — спросила Минадзуки.
— Дальше было убийство госпожи Сэкигахары. — произнёс я. — Совпадавшее с убийством Вишневецкой до мельчайших деталей. Тоже перерезанное горло. Тоже вибромеч. Тоже на рабочем месте. И — тоже никаких следов борьбы. Но было ещё кое-что: Малкина. Она знала о том, что во Дворец Собраний проник посторонний — по её же словам там ничто не происходит без её ведома… или, хотя бы, ведома их службы безопасности, которая отчитывается перед Малкиной же. И она солгала. Сказала, что вызвала полицию сразу же, когда между её приездом во Дворец и вызовом прошло сорок минут. Она назвала это консультациями. — я пожал плечами. — Но тогда зачем было лгать?
— Я разговаривала с ней. — произнесла Минадзуки. — С госпожой Малкиной. И я вижу, с чего вы стали её подозревать, господин Штайнер. Мне она лгать не стала.
— А вы её не подозреваете? — спросил я.