Страницы Миллбурнского клуба, 1

Над саркофагом горела надпись: «Мы поздравляем вас со вступлением в новую жизнь». Похоже, они следят за каждым моим шагом. И тут же другая: «У нас никто ни за кем не сле­дит. Для этого нет ни желающих, ни ресурсов. Вам нечего опасаться или стесняться. Вы пришли в мир радости, где радость естественна и проста, как утоление голода или жаж­ды в вашем прошлом. Пейте жизнь полной грудью, как воз­дух, будьте постоянно счастливы и удовлетворены». Э, да они и мысли мои читают, а где же свобода? И тут же ответ: «Чте­ние мыслей друг друга – это способ нашего общения. Другого нет. Вскоре вы получите виски и сможете управлять переда­чей ваших мыслей, как управляли раньше речью. Мы уже по­степенно обучаем ваш мозг, подобно тому как обучали гово­рить детей в ваше время. Дети не замечали, что учатся говорить». Что-то это мне не нравится, а где же моя личная жизнь, тогда она у меня была. Я оглянулся в испуге, уверен­ный, что меня опять подслушали, но экран оставался темным. На следующий день я вернулся в пассаж и снова бродил меж красивых женщин и касался некоторых из них, но никто ко мне не бросался. Я искал глазами ту, вчерашнюю, и не мог распознать. Они все были разные: брюнетки с густыми вью­щимися или прямыми волосами, блондинки от соломенного до пшеничного цвета, рыжие от светло-золотого до бронзового тона, как у моей Поленьки. Одинаковым было то, что подстри­жены все были очень коротко, а лица необычайно белы и гладки. Вот мелькнула курчавая головка моей вчерашней под­руги. Толком я ее тогда не разглядел – все произошло по-животному быстро. Но вот она поравнялась со мной, остано­вилась – мелкие правильные черты лица– раздвоенный подбородок, на щечках ямочки, скулы чуть выступают, брови резкими штрихами, глаза с белками фарфоровой белизны, под стать им ровные зубы всегда приоткрытого в улыбке бледно-розового рта с четкими полными губами. Зрачки зелено-крас­ного цвета, каких я раньше никогда не видел. Ресницы непри­вычно короткие, думаю, оттого, что не накрашены. Да, на лице ни намека на краску. Я смотрел на нее, и никакие чувства во мне не проснулись, но я все-таки протянул руку и неуверенно взял ее маленькую, как у ребенка, ладонь. И она снова прильну­ла ко мне, и мы снова тут же, на людях, занялись тем же, чем и вчера. «Ну и скотина», – подумал я про себя, провожая взгля­дом ее крепкую невысокую фигурку в развевающемся зефи­ре. Она не обернулась.

У саркофага тишина. Никаких сообщений на табло. Зато на ящике недалеко от моего отодвинута крышка, и светится над­пись, которую мне издали не прочитать. Я поколебался, подой­ти ли. Там, в прошлой жизни, любопытство непременно переси­лило бы, но сейчас я неторопливо перекусил очень вкусным то ли завтраком, то ли легким обедом. По виду это была жареная рыба с гарниром, похожим на гречневую сечку, но все-таки – не рыба. Хорошо приправленная, но без рыбьего запаха, без костей, кожи, даже мякоть была не волокнистая, но вкус, не­сомненно, форели, которую я ТАМ предпочитал другим сортам. Салаты – овощной и фруктовый – вполне натуральные. Утом­ленный недавним приключением и едой, я улегся в свое лежби­ще, вспомнил о раскрытом ящике, подумал, уж не начали ли они управлять моим поведением, но вскоре заснул.

Очнулся от того, что, как наяву, видел хорошенькую курча­вую головку, которую недавно целовал, и чувства стыда и сожа­ления явились мне. Что это было, позор какой, у всех на виду и без желания, я уж не говорю о любви, просто похоть, скотство. Я вспомнил Полину и застеснялся ее. Будто она знала, что слу­чилось. Она не знала – я знал, вот в чем дело. Тоска, уныние отяготили душу, грудь сдавило, как бывало ТАМ. Но там было кому пожаловаться, излить свою обиду, тревогу. Внезапно дур­ное настроение прошло, словно кто-то повернул выключатель. Чего еще мне надо? Тут покой, тихая небесная музыка, вкусная еда, красивые доступные женщины. Живи и радуйся – вот цель, вот смысл жизни. Мир радости. Чего же недостает мне?

Вылез наружу. Возле того, открытого, саркофага стоял человек в черном деловом костюме. Мы пристально смотрели друг на друга так долго, что надо было что-то делать. Сначала помахали, потом медленно двинулись навстречу. Я узнал в нем худощавого высокого клиента «Фризинг лайф» с голым блес­тящим черепом и стальными острыми глазами. Мы пожали руки, как старые друзья. Я подумал, что он меня не узнал, да он и не смотрел на меня тогда. У него на висках желтели прямоугольники, он спросил медленно, косноязычно, как го­ворят старики после кровоизлияния в мозг:

– Вы только что прибыли?

– Дня три-четыре, верно. Как-то не могу разделить дни и ночи.

– И не надо, друг. Тут все течет непрерывно и бесконеч­но. Да, жизнь здесь бесконечна. Мы получили то, за что так дорого заплатили. Вклад себя оправдал, не правда ли?

– Я еще не разобрался...

– Ну, все впереди.

– А вы из какого времени? – спросил я почему-то.

– Да вы что, меня не узнали?

– Я подумал, что вы...

– Так бы я и подал вам руку...

– Я рад, очень рад, что вы еще не разучились говорить с этими наклейками.

– Говорить трудно, да и не с кем... Вот вы...