Страницы Миллбурнского клуба, 2

Несколько недель спустя повозка цыган вкатилась на рыночную площадь Каменного Моста. Жители Медвежьего Логова, еще приближаясь к ярмарке, узнали эту повозку по ярким звездам и радуге на ней. Всей толпой они бросились к цыганам. «А медведь все еще у вас? Медвежонок где?» – закричал Сандар. Цыгане смотрели на него удивленно и настороженно. «Медвежонок с порванным ухом, которого вы купили три года назад! Мы разыскиваем его!» – продолжал кричать отец Тростничка, в то время как остальные сельчане, окружавшие его, тоже расшумелись. «А, Треух! Медвежонок, которого мы купили у мальчика как раз здесь, на рыночной площади!» – наконец-то понял старый цыган. Сандар, волнуясь и сбиваясь, стал рассказывать о медведице, потерявшей своего детеныша, и о флейте, и о своем сыне, которому теперь приходится жить в лесу. Но в ответ старый цыган только грустно покачал головой. «Мне очень жаль, дружище, но я ничем не могу помочь тебе. Треух (так мы прозвали медвежонка) давно уже не с нами. Мы продали его девочке в Морских Воротах более двух лет назад. Уж очень он ей полюбился. А нынче она со всей своей семьей исчезла, они сбежали из своего дома. Как я слыхал, они скрываются от своего короля. И Треух исчез с ними, так что я даже не знаю, где его теперь искать».

4. Треух

Старый цыган говорил правду. Хотя он и его семья собирались насовсем оставить у себя медвежонка с порванным ухом, он прожил с ними только несколько месяцев до того, как попал в новую семью.

Треух был на редкость смышленый, относился дружески к людям и животным и очень легко поддавался дрессировке. Он быстро освоил несколько простых трюков, например, мог балансировать на большом деревянном шаре. А как он любил танцевать! Он вставал на задние лапы и кружился, и притопывал, и припрыгивал не только во время представления, когда он мог ожидать кусочки сушеных яблок или другие лакомства как награду, но и когда цыгане, по-семейному сидя у костра, напевали и наигрывали что-нибудь ради собственного удовольствия.

Семья цыган кочевала от одного городского рынка к другому, иногда присоединяясь к табору, а иногда отдельно от других. Лето они проводили в основном вблизи гор на северо-западе. По мере того как дни становились короче и холоднее, они продвигались к югу. К тому времени, когда склоны Серых Гор покрылись снегом, они добрались до города Морские Ворота, где не были уже много лет.

Когда-то Морские Ворота был большим и богатым портовым городом. В те времена цыганская семья подолгу гостила здесь каждую зиму. Их забавные представления (а они были искусны и талантливы) привлекали веселую и щедрую толпу на площадях, окруженных лавками и тавернами. Но в один ужасный год по городу прокатилась чума. Болезнь пронеслась, как пожар, перекидываясь от дома к дому. Кафедральный колокол звонил день и ночь; люди исступленно молились и в церквях, и в больничных бараках, наполненных безнадежным отчаянием. Жители Морских Ворот каялись в своих грехах и жертвовали золото в надежде умилостивить страшный рок. Доктора, одетые в черные робы, с клювообразными масками, наполненными целебными травами, ходили из дома в дом со своими микстурами и пиявками. Увы, несмотря на все старания, болезнь унесла много жизней. Казалось, что и город умрет. Торговля прекратилась. Купцы боялись пришвартовываться в порту города, охваченного эпидемией. Семья цыган, прослышав о страшной судьбе, постигшей Морские Ворота, тоже долго избегала несчастного города.

Наконец, через пару лет после того, как эпидемия угасла сама по себе, торговля в городе начала возрождаться. Население, уменьшившееся наполовину, стало расти. И цыгане решили  снова завернуть в Морские Ворота. Повозка цыган катилась по булыжной мостовой. Они были поражены тем, как любой слабый звук эхом отдавался в тишине, какое множество окон было закрыто ставнями, за которыми чувствовались пустые комнаты. Город был сам похож на человека, только начинающего оправляться после тяжелой болезни, когда его изможденное тело еще не может заполнить старую одежду.

Цыгане дали несколько представлений на площадях. Толпы были намного меньше, чем они привыкли собирать в Морских Воротах до чумного года. Но те люди, которые приходили, были рады яркому и веселому зрелищу. Они хлопали, громко выражали свое одобрение и щедро бросали монеты в деревянную чашу, которую обезьянка обносила в конце представления.

Однажды, после представления, когда толпа расходилась в наступающих сумерках, седая женщина задержалась около повозки. Она подошла к старому цыгану. «Меня зовут Малида. Я помню Вашу семью, – сказала она после обмена приветствиями. – Когда вы приезжали сюда раньше, – ее голос задрожал, но она преодолела волнение и продолжала, – мои внуки любили слушать Ваши песни и смотреть на Вашу обезьянку. Не могли бы Вы прийти к нам домой? Моя внучка Тилла хворает. Я думаю, что больше всего Тилле нужна радость. Возможно, Вы сможете помочь ей начать снова смеяться и забыть печаль хотя бы на время. Мы хорошо заплатим Вам. Спросите дом купца Марена.