Странная птица. Мертвые астронавты

В ту ночь, в ту ночь… Либо – в эту, либо – в ту. Ты теряешь след. Распалась связь времен. Распалась связь симптомов. Весь мир – распался. Но в ту ночь спустилась тьма, и ты убила бледного человека, а потом – еще одного. Оттащила их к заводским трубам. Их тела, волочась по шелковистому подлеску, издавали тревожный звук, будто шорох линяющих змей по лесному ковру. Но тварь, что тащила их, была грубой, жесткой и потрескавшейся, и ночь не имела для нее значения. Потаенные силы этого мира сплелись в парадоксе. Уже не тьма против света, а тьма, что воюет с тьмой, что воюет с тьмой, что воюет с тьмой.

Ты вылавливаешь из дневника знакомые английские слова, сшиваешь вместе и придаешь сшитому смысл, своего рода смысл. Ты думаешь, что он удержит тебя на месте, точно якорь – несмотря на то, что слова эти, взятые по отдельности, сносят тебя все дальше в море.

«А что, если бы мир был живым? Весь мир – и все, что в нем есть? Что, если бы я могла создать такой мир, и объединить всякую тварь живую столь сокровенной связью?»

И так темно в туннеле, из которого ты выходишь, и так тихо звучат его голоса. Вспомни – было время, когда другие боялись тебя так же, как тварь, что тащит трупы бедных бледных людей через лес.

«То, что люди сделают в будущем, должно быть лучше прошлого. Если мир хочет жить, мы должны стать лучше».

Там, в сумерках, ты снова представляешь себе саламандру, спрятавшуюся у корней деревьев на берегу реки. Саламандра в безопасности в подводных гротах, в мутной воде, среди речных трав, водорослей и гладких скал. А наверху последний бледный человек бежит в поисках спасения через луг, поля и лес. Темная Птица следует за ним быстро, она уже совсем близко, и ты понимаешь, что звуки, с которыми она волочит свою убитую ношу, доносятся из прошлого.

«Иногда для меня попросту не ясна конечная цель. Но я знаю, работа должна продолжаться. 10, 7, 3, 0».

Птичий крик, кроваво-красные глаза, запах серы, вопль – победа одержана. Еще один бледный человек умер. Ты представляешь, как когти рвут полупрозрачную кожу и касаются сердца, заходящегося в последний раз. Нежному, как лягушка-древолаз. Неспособному противостоять неизбежному.

«Я ищу во внутренностях, вскрываю черепа… верю – оно где-то там».

Ты находишь влажное сердце леса, где мох и папоротники сплелись воедино, где земля уходит книзу волнительными изгибами, где непрестанно течет вода. Где черные радужные стрекозы прорезают воздух, замирая неподвижно, – и вновь срываясь в движение. Остановись, мгновение, ты прекрасно – плоды твои срывать небезопасно… вполне возможно, это все – лишь сказка.

Ты находишь себе приют под гнилью поваленных деревьев. Нора – глубокая, точно лисья. Прячешь пожитки. Кладешь дневник в пакет, закапываешь в суглинок подальше от своего укрытия. До следующего раза.

Писать быстро не получается, потому что для прирастающего потока слов тебе приходится использовать кровь. Ты это чувствуешь. Понимаешь, чем это чревато, но не останавливаешься – смутные ощущения настаивают на необходимости таких записей. Саламандра что-то сказала тебе. Насчет обязательств. Что-то о побеге, или о невозможности побега, или о том, что наступит время, когда она тебя не сможет защитить. Или просто ты так думаешь – что она тебе что-то сказала. Кругом так много демонов, приходится сосредоточиться, чтоб вызнать все наверняка.

Ты любишь, когда земля касается твоей кожи. Ты любишь, когда вода касается твоей кожи, а лес – это своего рода блаженство. Или, может быть, дело только в том, что саламандра любит все это. Разве это имеет значение? Места, укрытые утешающими сухими листьями. Суглинки и лишайники, дождевые черви и улитки, грибы и плесень. Грибы, как фонарные столбы, освещающие мир. Когда ты пишешь в дневнике, кажется, что твоя кожа открыта для сообщений, которые лес посылает, сообщений, которые ты внедряешь в кожу. По-своему здесь – тоже царство приливных бассейнов, а лес – остров посреди опустошения.

Ночь, светлячки, над головой – лунный шар, и даже, как тебе кажется, лис, глядящий на тебя сверху, в короне из листьев и темных ветвей. Лисья морда бесстрастна, отстранена, он смотрит на тебя с расстояния в многие световые года. Он так далек… почти так же далек, как сама луна.

Позже. Ты заснула или проснулась. В час полночный, в час поздний – разницы нет, не укрыться. Но лес теперь полон света. Волны красного мерцающего сияния – от резкого линейного источника, и в самом центре той линии – далекая фигура. Надвигается, все ближе и ближе, ползет по теням древесных стволов. Нет разницы между светом и фигурой, ведь фигура будто бы сделана из света и протягивает к тебе бесконечные руки-лучи. Но ведь нет запаха гари. Не слышно ни потрескивания, ни шипения. Только приглушенный звук чьих-то шагов по влажным листьям и веткам.

Твоя мать. Из своего укрытия, глядя поверх упавшего бревна, ты видишь, что фигура – это твоя мать. Яростное, обезумевшее пламя захлестывает лес с каждым ее шагом. Распростав почерневшие руки, огонь расправляет крылья.