Странная Салли Даймонд

– Оно называется некротическое гоминоидное заражение. Если ты дотронешься до другого человека, тебе станет плохо, и ты можешь умереть. Помнишь наш поход в зоопарк? Я ни на секунду не отпускал твою руку. Это для тебя слишком опасно. Ты никогда не должен оказываться среди людей. Только так я могу сберечь твою жизнь. Именно поэтому я оставил тебя с ней в тот раз, когда уехал на работу. Болезнь не может развиться от родителей. Больше я ни с кем не могу тебя оставить. Они могут убить тебя.

– Но что будет, когда я вырасту?

– Я не знаю. Надеюсь, появится какое-нибудь лекарство, но пока существует не очень много исследований этого заболевания.

– А что случится, если я дотронусь до кого-нибудь?

– Ты постепенно превратишься в камень, как в истории про Медузу, помнишь? Женщина со змеями вместо волос. Это мучительная смерть. Любой, кто на нее смотрел, превращался в камень. Понимаешь, женщины и девочки особенно опасны, но прикосновение вообще к любому человеку для тебя весьма рискованно.

Теперь стало понятно, почему отец так грустил, когда я задавал все эти вопросы.

– Так что же, я останусь здесь до конца жизни?

– Бедный мой мальчик! Мы будем устраивать Особые Выходы на твой день рождения, но нам нужно соблюдать предельную осторожность. Ты же здесь счастлив, разве нет?

– Иногда мне одиноко.

– Поэтому я подобрал тебе специальные книги. Ты можешь отправиться в незабываемое путешествие вместе с Гомером, или исследовать горные вершины с сэром Эдмундом Хиллари, или летать на самолете, как Бигглз.

– Мои любимые книги – о том, как дети дружат друг с другом.

Отец поощрительно взъерошил мне волосы.

– Твой навык чтения очень развит для твоего возраста. Чего не скажешь, однако, о твоем вкусе…

– То есть… Я останусь здесь до конца жизни, вместе с тобой?

– Давай будем следить за развитием событий. Мы не знаем, появится ли когда-нибудь лекарство.

– А что насчет моей маленькой сестры?

Он выпустил мои руки из своих.

– А что насчет нее?

– Я умру, если дотронусь до нее? Она не может жить с нами?

– Ни в коем случае. Все женщины опасны.

– Даже маленькие?

Отец не ответил. Я больше не стал ничего говорить.

Глава 23

Салли

Один год кончился, начался другой, и за это время я перечитала все документы и переслушала все кассеты. Некоторые записи отца были простыми медицинскими отчетами, но некоторые – личными дневниками. Больше упоминаний о Тоби не было. Записи подтверждали, что отец и мама жили вместе со мной и Дениз в специальном отделении на территории больницы Сент-Мэри и находились на дежурстве круглосуточно. Мы оказались психиатрической загадкой. Подобные случаи в Ирландии раньше не исследовали. Отец переписывался с психиатрами из США, но ни один из их случаев не совпадал с нашим. Отца предупреждали, что восстановление после такой травмы может занять годы, и ему советовали не торопиться.

Дениз на ночь давали седативные, но даже под ними она никогда не выпускала меня из своих объятий. Спустя какое-то время она стала более разговорчивой и научилась читать длинные слова, как и я. К команде по нашей реабилитации присоединился педагог-психолог, но он заметил, что слишком сложно обучать мать и дочь одновременно, потому что они постоянно отвлекали друг друга.

Один раз отец и мать на неделю покинули отделение, чтобы отдохнуть. После их возвращения мы с Дениз снова заговорили с ними только через три недели.

Отец испробовал «абсолютно все, что можно было придумать», чтобы заставить Дениз поговорить с ним или с мамой о Коноре Гири, но она либо плакала, и тогда начинала плакать и я, либо молчала и дергала себя за волосы. Один раз отец спросил ее, не было ли там других людей, которые плохо с ней обращались или делали с ее телом что-то неприятное. Дениз сохранила полное молчание, но, судя по пленке, она, кажется, покачала головой.

Дату моего рождения нужно было официально зарегистрировать, и маме с отцом пришлось решать, когда конкретно я родилась. Они остановились на 13 декабря 1974-го. Они попытались устроить небольшой праздник вместе со всем персоналом, чтобы отметить мой шестой день рождения, но Дениз не понравилось пение, а я не поняла концепт задувания свечей на торте. Отец предположил, что Конор Гири, возможно, когда-то пугал нас огнем. Дениз закричала и швырнула торт в стену. Я рада, что не помню этот день рождения.

Читать о моей матери оказалось… странно. Она была озлоблена, агрессивна и жестока. Она не могла или не хотела вспоминать что-либо о том жутком опыте, который пережила. Очевидно, отцу было с ней невыносимо. Дениз никак не могла понять, что он хочет помочь. Она не проявляла никаких признаков симпатии или привязанности, только ко мне. Из его записок я без труда уяснила, что чем дольше отец общался с Дениз, тем меньше она ему нравилась.