Странная Салли Даймонд

Удочерить меня было маминой идеей. Они были женаты уже пять лет, а у мамы имелись проблемы с фертильностью. Она не могла иметь собственных детей. Отец же видел в этом шанс искупить вину. В своих записках он говорил, что мое воспитание поможет ему «справиться с угрызениями совести» за смерть Дениз. Восточный совет по вопросам здравоохранения и агентство по усыновлению достигли соглашения, по которому отец и мама официально становились моими приемными родителями. «Это было как ломиться в открытую дверь, – писал отец. – Мы с Джин были единственными взрослыми людьми, на которых Мэри реагировала, и несмотря на то, что я имел отношение к делу о смерти ее матери, все еще был старшим психиатром и сохранил лицензию. Джин была практикующим врачом. Кто лучше нас справился бы с таким искалеченным ребенком?» Так они меня называли. Искалеченный ребенок.

Маму назначили на должность главы терапевтического отделения в Роскоммоне. Отец ушел из практики и вместо этого работал над собственными исследованиями дома. Бумаги по удочерению подписали 30 ноября 1981 года. Мне дали новое имя: Салли Даймонд. Я родилась заново и переехала в Роскоммон со своими новыми родителями.

Хотелось бы мне, чтобы и у мамы сохранились записи с того времени. Я обшарила весь дом в поисках каких-нибудь ее бумаг, но, помню, отец много чего сжег в печи после ее смерти.

После того как я прочла все записи отца, я дала почитать их Анджеле. Она сказала, что они произвели на нее очень тяжелое впечатление. А меня они страшно увлекли. Это было как читать или смотреть про кого-то, жившего давно и далеко.

Я хотела узнать, где сейчас Конор Гири. «С» – это должен быть он. «С» знал, кто я и где живу, и он присутствовал в моей жизни до пяти лет. Полиция сравнила почерк короткой записки «С» со стоматологическими документами, которые Конор Гири вел почти сорок лет назад, и не обнаружила никакого сходства. Но кто еще это мог написать? Я знала, что он должен быть жив.

И теперь мне хотелось держаться подальше от Тоби.

* * *

В феврале 2018 года я начала проходить интенсивную терапию с Тиной, психотерапевтом из Роскоммона. Она была немного старше меня, с темными волосами, слегка седеющими у висков. Она пользовалась рыжей губной помадой и белым лаком для ногтей. Мы сидели друг напротив друга в одинаковых креслах. С самого первого сеанса она настаивала, чтобы я смотрела прямо на нее, когда говорю. Первые несколько встреч прошли со скрипом. Как я себя чувствовала в таких-то и таких-то случаях?

– Нормально, – отвечала я.

– Нормально – это не эмоция.

Я начала открывать для себя свои эмоции и исследовать их. Оказалось, я была обозленной, обиженной, уязвленной и нервной, но еще и благодарной, теплой, доброй, чуткой и одинокой. Тина сказала, что моя проблема номер один – это дефицит доверия, но с учетом моего прошлого это вполне разумно. Мне это понравилось. Я была разумна.

Где-то в марте со мной связалась полиция. Генеральный прокурор не собирался выдвигать обвинения в незаконном захоронении останков. Против меня не было дела. Но я об этом и не беспокоилась. Инспектор Ховард впала в ступор, когда я сообщила ей об этом.

– Вы не беспокоились, что вас могут обвинить в уголовном преступлении?

– На самом деле нет. Ну, ведь это было простое недоразумение. Спасибо вам.

– Это было не мое решение. Вы должны благодарить своего адвоката.

Ховард также сообщила, что медвежонок наконец полностью изучен криминалистами. Несмотря на наши банные процедуры, они смогли найти споры пыльцы в глубоком шве у него на спине. Выяснилось, что эта пыльца принадлежит цветам-эндемикам, которые растут только на острове Северный в Новой Зеландии. Коробка оказалась из магазина в Веллингтоне. Полиция заново открыла зависшее дело об исчезновении Конора Гири, и теперь к поискам подключился Интерпол. Сорокатрехлетней давности фотография моего биологического отца теперь была распространена и напечатана во всех газетах в Новой Зеландии и Ирландии.

Все документы и записи отца забрали, но мне отдали копии.

Сразу вслед за этим произошел очередной всплеск медиаактивности. Еще больше звонков и писем от журналистов международных изданий. Я вешала трубку или захлопывала дверь прямо перед их носом. Марта создала специальную группу в WhatsApp, чтобы местные мешали журналистам найти меня. Они сбивали их со следа и давали ложную информацию о том, где я нахожусь и что делаю.

Я окончила компьютерные курсы к концу июня 2018 года. В моей группе было всего несколько человек. Они все прекрасно знали, кто я, но были гораздо старше меня. Когда они задавали вопросы, я начинала нервничать. Тина предложила сразу сказать всю правду: что я ничего не помню о похищении и вообще о том периоде. Это сработало. Мои сокурсники потеряли интерес и стали нормально общаться со мной. Они договорились каждую неделю по очереди приносить пироги. Я испекла брауни по рецепту из книги Делии Смит. Все сказали, что они просто прекрасные.