Местом для подлинно марксистских революций стали такие страны «третьего мира», как маоистский Китай и Куба при Кастро; революции превратились в излюбленный инструмент бедных и эксплуатируемых стран, которые, победив в схватке с империализмом, теперь догоняли бывших эксплуататоров. Но ввиду значительного отставания в развитии было сочтено неуместным проводить сравнения между этими выбравшими марксизм, мучительно борющимися за выживание обществами «третьего мира» и развитыми капиталистическими странами. К тому же, продолжали эти неомарксистские теоретики, и сами капиталистические общества оказались на грани кризиса – хотя кризис этот, как отмечали прежде всего западногерманские марксисты, связан не столько с классовым конфликтом, сколько с сокращением социальных программ. Около 1970 года было опубликовано великое множество социалистических трактатов (и в том числе труд с претенциозным названием Krise des Steuerstaates
[26]), развивавших ту мысль, что сокращение социальных расходов свидетельствует о поразившем западные общества «кризисе рациональности». Этот кризис указывал на неспособность государства произвести достаточно средств для защиты трудящихся и безработных, что якобы приведет к существенному изменению социально-экономической системы. Хотя сторонники социального планирования продолжали делать такие утверждения относительно терпящего провал государства благосостояния, их предсказания не смогли воскресить классическую марксистскую теорию. Эти фабриканты мрачных пророчеств не смогли восстановить доверие ни к историческому материализму, ни к предвидению будущих революционных социалистических преобразований, которые Маркс и Ленин считали существенной составляющей своих учений.Вторая попытка вдохнуть жизнь в классический марксизм имела место во Франции, где Луи Альтюссер (1918–1990), член французской компартии с 1948 по 1980 год, изобрел сознательно «антигуманистическое» прочтение Маркса, которое было призвано соответствовать ленинскому пониманию[27]
. В работах 1960-х годов «За Маркса» (Pour Marx) и «Читая "Капитал"» (Lire le Capital) Альтюссер предостерегал от псевдомарксистских «гуманистов», отрицающих научное, материалистическое ядро марксистского учения. Французская пресса разразилась похвалами концептуальной прочности этого предположительно нефранцузского подхода к марксизму, так что работа «За Маркса» была переведена на многие языки и выдержала несколько изданий на родине, где было продано более сорока пяти тысяч экземпляров. Несмотря на издательский успех, трудно представить, чтобы это новое прочтение Маркса и соответствующее превознесение Ленина и Мао претворилось в некую «революционную практику». О многом говорит уже то, что Альтюссер, до того, как он в 1980 году сошел с ума и задушил свою жену, был постоянно на ножах с французской коммунистической партией. Официальный партийный философ Роже Гароди на встрече французских коммунистических мыслителей в 1966 году осудил «теоретический антигуманизм» Альтюссера, и с тех пор почти все работы последнего публиковались либо некоммунистическими французскими журналами, либо коммунистическими правительствами стран Восточной Европы[28]. Забавно, что аутсайдер Альтюссер при посредничестве другого партийного диссидента, сексуального экспериментатора Мишеля Фуко, попался на крючок психоанализа. Несмотря на свою привычку голосовать за коммунистов, Фуко воплощал то, что Альтюссер презирал сильнее всего: сведение революционного радикализма к антибуржуазному морализаторству.Как я пытаюсь документально обосновать в главах 2 и 3, к 1960-м годам деятельность по реконфигурации марксистской теории перешла на неизведанную территорию. Неомарксисты избрали психологию и культуру ключом к пониманию исторических условий, и тем самым им пришлось отказаться от прежней материалистической парадигмы, в которую Альтюссер пытался вдохнуть новую жизнь. Судьба его ученика и редактора Этьена Балибара может служить иллюстрацией масштаба последовавших блужданий. Балибар отошел от «антигуманистического» марксизма и обнаружил свои еврейские корни, неразрывно связанные с этикой Спинозы. К 1990-м годам он занялся «антифашистской» деятельностью и работой на мультикультурное европейское общество, которое рассматривает европейские национальные образования как прискорбное, но малосущественное историческое наследие[29]
.