Странная смерть марксизма

Другие уходили от марксизма-ленинизма столь же извилистыми путями, будучи при этом убежденными, что держатся прежнего революционного курса. Примкнувшие к марксизму неогегельянцы, подобно итальянскому коммунисту Антонио Грамши, нашли свой путь к разрыву с явно исчерпавшим себя материалистическим мировоззрением. Сосредоточившись на культурных предпосылках капитализма и социализма, Грамши смог изменить подход диалектического материализма к реакционным гегемонистским культурам. А «История безумия» Фуко (L’histoire de la folie, 1961) придала этой ориентированной на культуру «марксистской» критике особую остроту, представив понятие душевной болезни в качестве формы социального подавления. Согласно Фуко, приюты для душевнобольных создавались для борьбы с инакомыслием и протестом, хотя официальной целью считалось лечение болезни[30]. Пожалуй, лучшей иллюстрацией этого поворота к альтернативному марксизму была деятельность Франкфуртской школы, которая на свой манер осуществила перегруппировку марксистских концепций и символов. Теоретики Франкфуртской школы демонизировали тех, кого Маркс и Ленин назначили на роль классовых врагов, изображая их как бесчувственных мракобесов. После такой перекройки унаследованной революционной доктрины классовыми врагами стали те, кто виновен в предрассудках и подавлении сексуальности.

Глава 4 моей книги сосредоточена вокруг этого частичного совпадения двух политических культур: постмарксистской левой и развивающейся американской. Предвестником этого явления была публикация в 1970 году работы бывшего французского коммуниста Жана-Франсуа Ревеля «Ни Иисус, ни Маркс»[31]. Хотя у европейского левого центра можно найти сложившуюся в период «холодной войны» атлантическую традицию, именно Ревель и его последователи связали американизм с глобальной левой идеей. США теперь следовало рассматривать не как щит против советской агрессии, а как воплощение человечного устройства жизни, основанного на равенстве и материальном достатке. Ревель ассоциирует свое видение с новым поколением, отказавшимся и от христианства, и от марксизма (откуда и название). Сформулированная позиция призвана отразить духовную одиссею самого Ревеля, который в прошлом побывал и членом коммунистической партии, и коммунистическим журналистом. Ревель провидит «безъядерное» будущее, в котором будут уничтожены запасы разрушительного оружия, но он дает понять читателю, что этой надежде суждено сбыться только в тени спасительного американского военного присутствия. По Ревелю, отныне играть роль центра мировой истории предстоит не Европе, а Соединенным Штатам Америки.

В 1990-е годы немецкие «левые демократы» тоже пришли к переоценке своего отношения к единственной оставшейся сверхдержаве. Несмотря на трения периода «холодной войны» и разногласия по вопросам о глобальном потеплении, о войне с Саддамом Хусейном и об арабо-израильском конфликте, немецкоязычные левые отыскали такие аспекты американской политики и общественной жизни, которые им хотелось бы перенести в свою страну. Мягкая иммиграционная политика, принцип гражданства, основанный на культурном плюрализме и общности мировоззрения, а также готовность использовать государство для искоренения предрассудков оказались теми особенностями Америки, которые европейские левые захотели перенять, особенно после краха советской модели. В Германии и Австрии левые (и вообще антинационалистически настроенные немцы) рассматривают 8 мая 1945 года как Befreiungstag, день освобождения, а не как день начала иностранной оккупации. Хотя восточных немцев принудил отмечать эту дату Советский Союз, после того как оккупировал их земли, сегодня ее связывают с благами, принесенными американской оккупацией, и с окончанием господства нацистов. После завершения «холодной войны» самый уважаемый представитель Франкфуртской школы Юрген Хабермас (род. в 1929 году) превратился в искреннего сторонника США. Во время конфликта с Сербией в 1999 году Хабермас призвал к расширению американской мощи и влияния в Европе, которое должно «принести [туда] космополитичное понимание прав, соответствующее положению гражданина мира», и ликвидировать остатки «националистических настроений» на его родине[32]. Истинное освобождение, прославляемое Хабермасом и его единомышленниками, презирающими прошлое Германии, требует, чтобы американцы «переучили» их так, чтобы они перестали быть немцами и стали «демократами».