Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу

Памятная записка была показана Галифаксу. Он выразил полное согласие с ее содержанием и сказал, что он постоянно имеет в виду эти соображения. Невольно возникает вопрос, ознакомился ли Киркпатрик к этому времени с личным письмом Огилви-Форбса и кратким содержанием выступления Гитлера перед командирами. Если да, а надо полагать, что так и было, тогда он, очевидно, не обратил на это выступление никакого внимания, как, похоже, и все остальные.

Пропасть между миром дипломатических иллюзий и военной действительностью увеличивалась с каждым часом. Пока Киркпатрик размышлял о намерениях Гитлера и советовал держать твердую позицию, сэр Огилви-Форбс, отвечавший за деятельность британского посольства во время отсутствия Гендерсона в Лондоне, и французский посол Кулондр обменивались мнениями по телефону, а немецкий абвер их подслушивал. Доклад о содержании их разговора был направлен начальнику штаба генералу Гальдеру, который отметил, что «наши противники знают, что мы намереваемся напасть на Польшу 26 августа». Далее Гальдер писал, что противник также знал новую дату нападения – 31 августа. Из перехваченного телефонного разговора Гальдер также узнал, что, когда Гендерсон вернется, он будет стремиться выиграть время. И здесь перед нами опять возникает эта странная загадка: британский поверенный в делах в Берлине был точно информирован относительно намерения Германии напасть на Польшу; об этом знал и французский посол. Однако не было никаких свидетельств этой определенности ни в Лондоне, ни в Париже. Скорее наоборот.

Гендерсон должен был встретиться с Гитлером на следующий день вечером. Во второй половине дня у Гитлера было совещание, на котором присутствовали Гальдер, Гиммлер, Вольф, Геббельс и Борман. Гитлер сообщил им, что он настроен добиться урегулирования: либо Данциг будет передан немцам и другие требования также будут выполнены, либо Германия перейдет к решительным действиям. Фактически к тому времени, когда Гитлер совещался со своим ближайшим окружением, последней возможности выбора больше не было. После трех часов пополудни в войска ушел приказ главнокомандующего генерала Браухича, в котором было установлено время вторжения в Польшу. Час «Зеро» наступал рано утром 1 сентября.

Точные сроки и решения очень важны для оценки той роли, какую играли дипломаты. Итак, в 3:22 пополудни 28 августа приказ начать вторжение был вновь отправлен из рейхсканцелярии. В 17:30 Гитлер совещался со своими военными и эсэсовскими советниками и сообщил им о своем намерении идти вперед и предъявить новые требования Польше «в соответствии с военной обстановкой». В 22:30 прибыл Гендерсон с посланием от Чемберлена. Гитлер прочитал его и затем пустился в серьезные рассуждения о возможных путях консолидации англо-германской дружбы, а Риббентроп пожелал узнать, поведет ли Чемберлен страну к такой политике. Гендерсон заверил его в этом. Гитлер спросил, «будет ли Англия готова принять альянс с Германией», и Гендерсон ответил, что лично он не исключает такую возможность. Беседа закончилась незадолго до полуночи обещанием Гитлера дать ответ в письменном виде на следующий день. Гендерсон ответил, что никакой спешки нет и он «вполне готов подождать». Но Гитлер многозначительно заметил, что «ждать нет времени». Гендерсон вернулся в посольство и рано утром 29 августа послал обстоятельное донесение о состоявшейся встрече.

Напрашивается вывод, что в то утро понедельника самым обсуждаемым вопросом в британском МИДе и на набережной Д’Орсе была мобилизация в Польше и Германии. Также речь шла о завершении Францией широкого круга предмобилизационных мероприятий. Кроме того, оставалось всего 48 часов до установленной даты вторжения в Польшу, и накануне ночью Гитлер сказал Гендерсону, что ждать нет времени. Сигналы едва ли могли быть более выразительными. И только один вопрос не нашел отражения в повестке дня ни у британского и французского правительства, ни у Генеральных штабов этих стран: теперь, когда нападение на Польшу неминуемо, что они будут делать? Что, в самом деле, они намеревались сказать полякам? Никто не сказал ничего.

Судя по характеру деятельности министерства иностранных дел в тот день, можно сделать вывод, что здесь все еще преобладала трактовка Киркпатрика. Донесение Гендерсона о его разговоре с Гитлером не подстегнуло к заключительным приготовлениям к максимально эффективной встрече теперь уже неизбежного нападения на Польшу. Оно положило начало обсуждению наилучшей формулировки соглашения с Гитлером.