Странная жизнь Ивана Осокина

Чем же она виновата? Она хочет помочь ему. Осокин чувствует теперь порыв благодарности к Зинаиде и какое-то особенно глубокое сожаление, что не может ответить ей так, как она ожидает. Что мешает ему? Смешное самолюбие и трусость. Он боится смешного положения. Она богатая невеста, у него ничего нет. Ничего нет до такой степени, что вчера он должен был заложить пальто, чтобы приехать сюда. И ему совершенно нечего ждать, кроме случая. Он выбился из колеи. Как будут смотреть на него ее мать, брат?.. В какое отношение он себя поставит?.. Будь она совершенно одна… И в то же время, если бы у него не был связан {роны — ?}, будем справедливы к судьбе. Если бы я не проигрался тогда, я не приехал бы в Москву и, следовательно, не встретил бы Зинаиду. Значит, даже в этом есть что-то хорошее. Ну ладно, посмотрим, что будет дальше. Я должен устроить себе какую-нибудь работу, чтобы, по крайней мере, одеться прилично и иметь деньги на театры и на всю эту ерунду, а то я не увижу Зинаиды зимой. Хорошо, что они решили жить на даче весь сентябрь. Но она удивительно милая. Она хотела, чтобы я рассказал ей о моих делах. И как было бы хорошо, если бы я мог это сделать! Но, значит, я люблю ее! А она? Почему я нравлюсь ей? Она утверждает, что ни с кем так не могла разговаривать, как со мной… Но, как странно, я никогда не испытывал ничего подобного. Это что-то совершенно, совершенно новое. И какой она стала удивительно близкой мне! Почему же я не могу найти слов, когда говорю с ней? Вот если бы она сейчас была здесь, я смог бы ей все сказать!

Глава 20. Зимний день

Солнечный и холодный зимний день в Москве.

Осокин идет с Зинаидой по бульвару. На нем осеннее пальто и мягкая шляпа. Они долго молчат, потом Зинаида говорит:

— Я вас не понимаю. Вы говорите, что хотите меня видеть и вам так много хочется рассказать мне. И это правда, нам всегда очень много нужно сказать друг другу. Но почему вы просто не можете бывать у нас, как все люди? Я начинаю думать, что вы почему-то не хотите, чтобы на нас обратили внимание. Все это производит впечатление, точно вы кого-то боитесь и скрываете, что заинтересованы мной. Мне это странно. Я по-нимаю, что ваши дела не в блестящем положении. Но почему вы не устроите их? Это так легко. У вас какое-то смешное самолюбие. Почему вы не хотите сделать так, как вам предлагали недавно? Я знаю это. Вам нужно на время забыть, что вы поэт, и поступить на службу. Это очень легко сделать.

— Милая, вы не понимаете, что это совершенно невозможно.

— Почему же невозможно? Служат же другие! Вечером вы можете писать стихи… Вы должны понять, что этим жить нельзя. Разве много людей, которые понимают ваши стихи?

Осокин весело смеется:

— Ах, я вам расскажу смешную историю. Я поехал третьего дня на этот пикник с Леонтьевыми, потому что думал, что вы будете тоже. В общем, было очень скучно. Но день был удивительный. Было холодно и все сияло. Снег — пухлый и рыхлый, на полях, на озере, на соснах. Солнце светило, и все сверкало. Особенно, когда мы выехали из леса и перед нами открылась внизу вся дорога. Понимаете, у меня было впечатление, что огромный белый кот лежит кверху брюхом и нежится на солнце и мурлычит. Такие настроения лучше всего передаются в однострочных стихах, потому что, чем больше вы оставите воображению читателя или слушателя, тем лучше. И я выразил это все в одном стихе: Белое, пушистое брюхо зимы. — Как вам нравится? Вы представляете себе огромного пушистого белого кота?

Зинаида невольно смеется:

— Это очень хорошо, но я боюсь, что всякий обыкновенный смертный, прочитав эту строчку, спросит: а что же дальше?

— Совершенно верно, так и должно быть. Но дальше — уже в нем самом. Если он не сумеет увидать это и хочет, чтобы ему все объяснили, тогда ему нужно выписывать «Ниву»… Вчера так и вышло. Я сам собственно об этом и хотел рассказать. Я имел неосторожность поведать про мой поэтический опыт моим соседям по санкам. Это вызвало большую веселость. Ко мне пристали именно с таким вопросом: что же дальше? Потом, когда я не отвечал, они сами начали составлять продолжение, искать рифмы и тому подобное. И остальным это занятие понравилось — всем. Образовалось что-то вроде petits jeux. И все изощряли свое остроумие.

Зинаида взглядывает на него.

— Скажите правду, вам это не было неприятно.

— Сначала нет, я искренне смеялся вместе с ними и вполне встал на их точку зрения. В самом деле, ведь они же не могут воспринять иначе. Ну, какое может быть у морского угря отношение, например, к ливерной колбасе?

— Почему у угря и почему к колбасе?