Смотри, мы знаем, чему учишь ты: что все вещи возвращаются и с ними мы сами и что мы существовали уже вечное число раз, и все вещи с нами…
Ты учитель вечного возвращения.
Глава 1. Колесо жизни
Вокзал.
Яркий апрельский день. Идут пассажиры, носильщики. У вагона первого класса группа провожающих. Зинаида Крутицкая с матерью уезжают в Крым. Осокин, видимо волнуясь, то подходит к группе знакомых и прислушивается к разговору, то отходит в сторону. Зинаида болтает, смеясь, с двумя барышнями, потом подходит к Осокину и идет с ним в сторону по платформе.
— Мне будет очень недоставать вас, — немножко капризно говорит она. — Я жалею, что вы не можете ехать с нами. Хотя мне кажется, вы не особенно хотите, иначе бы поехали. То, что вы остаетесь, очень мало похоже на все наши разговоры.
Иван Осокин волнуется все больше и. стараясь сдерживаться, с трудом произносит:
— Я не могу сейчас, но я приеду. Даю вам слово. Вы себе не можете представить, как мне трудно оставаться здесь.
— И не могу представить, и не верю. Когда человек чего-нибудь так хочет, как вы говорите, он делает. Я уверена, что у вас роман здесь, сознайтесь. С какой-нибудь из ваших учениц. Правда?
Она смеется. Осокин хочет что-то сказать, но останавливается, потом говорит:
— Вы знаете, что это неправда, вы знаете, что я весь ваш.
— Откуда я могу знать, — делает удивленный вид Зинаида. — У вас всегда какие-то дела. Вы всегда отказываетесь быть с нами. Никогда у вас нет времени для меня. И теперь мне бы так хотелось, чтобы вы поехали. Подумайте, как весело было бы ехать.
Она бросает шутливый взгляд на Осокина.
— И потом, там в Крыму, мы бы ездили верхом, купались. Вы читали бы мне ваши стихи. А теперь мне будет скучно.
Она хмурится и отворачивается.
Осокин хочет что-то сказать, но ничего не находит и кусает губы.
— Я приеду, — обещает он.
— Приезжайте, — равнодушно произносит Зинаида. — А все-таки что-то уже потеряно. Мне будет скучно ехать одной.
Она делает гримасу:
— Я понимаю только настоящее. Что мне от того, что будет когда-то? Вы ведь этого не понимаете, вы можете жить будущим, а я нет, не могу.
— Я все понимаю и мне это очень тяжело, но я ничего не могу сделать. А вы помните мою просьбу?
— Хорошо, я вам напишу. Только я не люблю писать писем. Много не ждите, лучше приезжайте скорее. Я вас буду ждать месяц, два месяца, — потом перестану ждать.
Она смеется.
— Ну, пойдемте, мама о чем-то беспокоится. Они подходят к группе у спального вагона.
Осокин с братом Зинаиды идут к выходу с вокзала.
— Что, Ваня, ты невеселый такой? — спрашивает тот.
Осокину не хочется ни о чем говорить.
— Нет, я ничего, — отвечает он. — Надоела очень Москва, хорошо бы тоже уехать куда-нибудь.
Они выходят из дверей вокзала на площадь. Крутицкий подзывает извозчика, садится и уезжает.
Осокин долго стоит и смотрит ему вслед.
— Иногда мне кажется, что я что-то вспоминаю, — медленно говорит он про себя. — Иногда мне кажется, что я что-то забыл. Иногда кажется, что все уже было, когда-то раньше, прежде… Странно!
Потом он оглядывается кругом и точно пробуждается.
— А она уехала. И я здесь один. Подумать только, что я мог бы теперь ехать с ней вместе. Но ведь это же было бы все, чего я только мог бы пожелать сейчас. Дорога на юг, к солнцу, и быть с ней два дня — и утром и вечером. Потом каждый день видеть ее… И море, горы… Вместо этого я остаюсь здесь. И она даже не понимает, почему я не еду. Да если бы и понимала, мне от этого нисколько не легче.
Он оглядывается еще раз на вокзал и, опустив голову, идет с лестницы.
Через три месяца у Осокина.
Большая комната, которая сдается «с мебелью». Довольно убогая обстановка. Железная кровать с серым одеялом, умывальник, комод, дешевый письменный стол, на стене портрет Байрона и несколько рапир, масок и принадлежностей фехтования. Осокин ходит по комнате из угла в угол, очень расстроенный, с отвращением отшвыривает от себя попавшийся по дороге стул. Подходит к столу, вынимает из ящика три письма в узких, длинных конвертах. Прочитывает письма одно за другим и кладет их обратно.
1-е письмо.
«Благодарю за письма и за стихи, они прелестны. Только я хотела бы знать, к кому они относятся. Не ко мне, в этом я уверена, иначе вы бы были здесь».
2-е письмо.
«Вы еще помните меня?! Право, мне часто кажется, что вы пишете по привычке или по какой-то обязанности, которую вы себе создали».
3-е письмо.
«Я все помню, что я говорила. Два месяца подходят к концу. Не старайтесь оправдываться и объяснять. Что у вас нет денег, это я знаю. Но я их не спрашивала. Здесь живут люди гораздо беднее вас».
Осокин ходит по комнате и опять останавливается у стола, говорит вслух:
— И больше она не пишет. Последнее письмо — месяц тому назад. А я пишу ей каждый день.
В дверь стучат. Входит приятель Осокина, молодой доктор Ступицын, здоровается и в пальто садится у стола.