Странник

Прирожденный полководец переплыл море с почти стотысячной армией и десятками боевых слонов. Его войско покорило Испанию и двинулось через Альпы в Италию. Мальчишками Чейз с Николасом даже пытались воссоздать переправу Ганнибала через Рону: в ход пошли доски от обшивки корабля Холла вместо плотов и крысы в роли слонов.

Николас пытался укрыться в тускнеющем свете этих воспоминаний, но чем дальше он двигался, тем легче соскальзывал в темные мысли, увязал в них.

Им не встретилось ни единой живой души, кроме нескольких зайцев; Николас все старался внимательно подсчитать, сколько же София навесила на себя оружия. Наверняка в каком-нибудь укромном месте был запрятан еще нож – не захочется ли Софии им воспользоваться, чтобы продолжить путь в одиночестве? Или еще что похуже.

«Она не сможет убить меня, если не хочет, чтобы закрылся ближайший проход», – подумал он. Слабое утешение.

Белладонна, конечно, ловко загнала его в тупик, но сейчас Николас скорее жалел, что так легко поверил доводам Софии и отправился с нею в Карфаген. Теперь они застряли непонятно где, и не было никакой гарантии, что вместо Карфагена он не угодит в очередную ловушку или прямо в пасть смерти.

Ладони Николаса сжались в кулаки, мышцы плеч напряглись. Как путешественнику ему грош цена. Почему он не дал себе труд как следует выучить расположение проходов? Обязательно было вновь доверяться Айронвудам? Особенно той из них, которая ненавидела его так сильно, что готова горы измолоть в пыль?

Николас чувствовал себя не опытным, умелым моряком, а скорее корабельной крысой, цепляющейся за плот, кое-как собранный из обломков.

– А кто они – те, кого мы ищем? – спросил он. – Ты говорила, это Жакаранды и старик за что-то их наказал?

– Римус и Фицхью Жакаранды, – ответила София. – Несколько десятилетий были близкими друзьями Айронвуда, чуть ли не главными его доверенными советниками. Джулиан рассказывал, что в тот день, когда дед обнаружил, что они переметнулись к Тернам, он впал в такую ярость, что сжег дотла все их имущество, все владения и записи. Когда Жакаранды поняли, что не все Терны такие, какими их превозносят, они приползли обратно и попытались вымолить прощение. Вместо того чтобы убить их, Айронвуд отправил обоих в Карфаген времен римской осады – в качестве наказания и как возможность подтвердить верность. Теперь им велено следить за тамошними проходами.

Римская осада. Значит, Третья Пуническая война.

– Уверен, у них появилась уйма времени, чтобы обдумать свой поступок, – заметил Николас. – Но мне трудно представить, чтобы это направление было популярно у путешественников. За кем там следить?

– Издеваешься? Стражи и путешественники, назначенные приглядывать за проходами, не просто отслеживают приходы и уходы, – удивленно отозвалась София. – Они обязаны обеспечивать стабильность проходов, не давать им схлопнуться.

Николас кивнул. Джулиан рассказывал, что проходы становятся нестабильными – или вовсе закрываются – в двух случаях: когда рядом умирает путешественник, находящийся за пределами своего родного времени, или, по мнению Айронвуда, просто от возраста и слишком активного использования. Как будто ветшают, словно изношенная ткань.

– Последнее время стало закрываться слишком много проходов, больше, чем когда-либо, – профиль Софии четко вырисовывался на фоне бурного моря внизу. – Поэтому-то я ему и поверила, знаешь ли. Будто астролябия нужна, чтобы изучать новые проходы, проверять, насколько они стабильны и куда ведут. Но я не такая уж наивная дурочка. Я не всем его словам верила и не хочу всего, чего хочет он.

Едва прозвучало последнее слово, плечи Софии расслабились, будто избавившись от придавливавшей их ноши. Николас вспомнил обвинения, которыми осыпал ее в Праге, и удивился, как ей хватило терпения столько времени носить в себе это и не взорваться гневом.

«Я знаю, – хотелось ему ответить. – Кто верил Айронвуду всецело, так долго бы не прожил».

Николас попытался представить Софию – тогда, в ее родном времени, в детском приюте. Совсем крошка, неумытая, от голода забывшая страх перед наказанием за воровство. Что ж, это он, по крайней мере, понимал. Отчаянное стремление выжить оставляет глубокий след на душе ребенка – она на всю жизнь остается с убеждением: однажды все хорошее, что у него есть, может снова исчезнуть.

Губы Софии скривились в жесткой усмешке.

– Может, поэтому он так и не объявил меня своей наследницей.

– Он этого не сделал, потому что ты – женщина, а он – чертов осел, – возразил Николас. – И потому что у него был Джулиан во всей сверкающей славе.

Девушка подняла взгляд; брови чуть изогнулись, когда она насмешливо цыкнула.

– Плохо о мертвых, Картер?

– Он не… – Николас успел перехватить себя на полуслове.

– Он не что?

Проклятье!