– Можешь не доверять мне. Но доверься моей жажде мести. Я скорее умру, чем позволю старику получить, что он хочет. Ему полезно узнать, что чувствуешь, когда желаешь получить недосягаемое.
Николас кивнул. Он прекрасно ее понимал. Девушка оговорила с самого начала, что ей потребуется его помощь, чтобы исчезнуть, когда астролябию наконец найдут, но ему было намного легче доверять ее стремлению отомстить как главному мотиву действий. Однако в том, как она себя держала, как дергала за мочку уха, сквозила какая-то недосказанность.
София ускорила шаг, обогнав его, напрочь игнорируя любые вопросительные взгляды.
В поле зрения на обрыве скалы показался пункт их назначения. Разрушенные руины римского амфитеатра, груды каменных плит, отданные на растерзание погоде и времени, под костяно-белым светом луны казались призрачными. За ними шумела вечно подвижная, сверкающая чернота моря. Николас задумался, не специально ли римляне некогда расположили это сооружение именно здесь, в выгодной позиции, чтобы удерживать за собой землю, следить за карфагенянами и прогонять их со своих территорий.
– Думаю, нам сюда, – сказала София. – Если еще раз окажемся глубже восемнадцатого века, напомни мне взять с собой губную гармошку. В этом чертовом месиве искать проход по резонансу куда легче.
Они пошли вниз по ступенькам и сиденьям, спускаясь к главной сцене в центре. Из-под ног Николаса взметывалась пыль, пачкая влажные ботинки, оседая в легких. Он вглядывался в темноту, но единственным признаком близости прохода была слабая дрожь, расползавшаяся по коже.
– Я проверю здесь, – крикнул он Софии. Девушка двигалась по периметру амфитеатра над ним.
Николас повернулся, чтобы спуститься на ряд ниже – тот, кажется, вел к чему-то вроде полуобвалившегося коридора или помещения под каменной скамьей амфитеатра.
– Гляну уровень ниже, а ты…
В следующее мгновение он шагнул в зыбкий, дрожащий пласт воздуха – и угодил под тяжеленный холодный пресс, выбивший воздух из легких и едва не вырвавший сердце из груди.
Разумом Николас еще не успел осознать, что случилось, тело еще не почувствовало, что угодило в проход, но тонуть он уже тонул. От неожиданности он вдохнул, и в легкие хлынула соленая вода. Вода… вода… его закрутило в воронке, перевернуло раз, другой, закувыркало…
Николас изо всех сил заработал ногами, выкручиваясь из водоворота; перед глазами все было черно, как в бочке с дегтем, и это сбивало с толку. Он никак не мог понять, где верх – кругом была только тьма, да еще оглушающий грохот прохода, от которого вода вокруг билась в хаотичном ритме.
И чертова София в придачу – не могла предупредить, что какому-то сумасшедшему пришла в голову мысль спрятать проход в море!?
От соленой воды резало глаза, но Николас не зажмуривался, хотя веки жгло огнем. Грудь уже болела – так сильно хотелось глотнуть воздуха. Черт побери, утонуть точно не входило в его планы! Но вокруг царствовала ночь, и без яркого света луны, факела или костра практически невозможно было определить, где верх, а где низ. Он заставил себя замереть, успокоиться, ощутить кожей поток воды. И только собрался позволить телу самому решить, куда всплывать, как почувствовал снизу яростное движение воды, мощное, словно откат волны во время прибоя, – это ожил проход, выплевывая Софию. Николас потянулся, схватил девушку за то, что подвернулось под руку, и принялся бешено грести туда, где, как он надеялся, был
Он вынырнул на поверхность с хриплым вздохом, одной рукой потянувшись в небо, словно мог таким образом уцепиться за него и вытащить себя в холодный воздух. София, появившись следом, шипела разъяренным коршуном, и Николас понял, что тянул ее за волосы.
– Прости… прости меня, – попытался выдавить хриплым от набранной воды голосом. – Я не хотел…
– Тихо! – перебила девушка. – Или ты хочешь, чтобы нас обнаружили?
– Куда?
– Куда-нибудь!
Николас заморгал, пытаясь приспособить зрение к темноте. Вода вокруг них дрожала и вздымалась странными, неестественными волнами. Звон и лязг, слышимые еще возле прохода, теперь стали громче и разнообразнее: звучали с разной скоростью и силой. Звук нарастал, и Николас наконец понял, что звенит и брякает там точно не один человек.
Осознание вонзилось в него обжигающим лезвием тревоги. То был лязг сошедшихся в схватке клинков. Шум битвы.
Порой лязг перекрывался чем-то еще более громким – скрипом, напряженным стоном дерева под ударами волн. Эту музыку Николас знал как самого себя.
Он обернулся. Вокруг тянулась длинная круглая аркада, отчасти похожая на Колизей, перемежаясь колоннами, устремленными в ночное небо. Зрелище казалось еще более впечатляющим из-за готовых к отплытию кораблей, стоявших между колоннами на якоре.
Внешне суда отличались ото всего, что он когда-либо видел вживую, не на картинах: осадка маленькая, палубы почти плоские, словно баржи.