Странник

Доблестные, воинственные читатели и читательницы! великий, бессмертный подвиг предстоит вам!.. толпитесь вокруг меня!.. Вы, юноши, готовьте пламенное воображение и лорнеты!.. Вы, старцы, опытная мудрость, надевайте очки!.. Вы, прелестные стрелометательницы, амазонки мои! девы и женщины, правое и левое крыло, дающее крепость центру, запасайтесь огненными взорами!

Предводительствуя корпусом таких волонтеров, мне легко пройти весь мир, и покорить Вселенную — перу моему! но это долго, скучно... вооруженною рукою пройдем мы по Булгарии, чрез Балканы, до Константинополя... Подобно набегу какой-нибудь орды, мы пронесемся... нет!.. разольемся, как Нил, по владениям Махмуда!.. Ожидает ли он нас? успеет ли он издать хати-шериф[318], вызывающий к восстанию на брань против необузданной толпы читателей, напавших на топографическую карту его владений, штурмующих девственную Шумлу, прогуливающихся по р. Тундже, отдыхающих в Эски-Сарае и в лавровых рощах Эдрине и, наконец, осматривающих без спросу все редкости Стамбула?

CCVIII

Подробная карта Турции перед нами. Поле чести открыто. Слава готовит венок Победе. — Друзья мои! «не множество, а мужество» — вот первое правило войны. — «Стадо ослов, предводительствуемых львом, страшнее стада львов, предводительствуемых ослом», — сказал греческий полководец Хабрий[319]. Итак... но сегодня уже поздно.

CCIX

Скинув броню, шлем и меч, я повесил их на одно из дерев, принадлежащих Повелителю правоверных; возвратился туда, где был; надел..., разумеется, не римскую тогу... и стал сердиться...

Подле моей комнаты, за деревянной стеною, жил пылкий юноша. Часто исступления сердца его и исступления поэтической души нарушали первый сладкий сон мой. В отмщение за доставленную им мне бессонницу, подобно совести, которая подслушивает человеческие мысли, я приложил ухо к стене.

«Любить или не любить!» — вскричал он голосом Гамлета[320].

«Себялюбие! предрассудки! закон, установленный папою Григорием Девятым[321]! обязанности! общее мнение... о, сколько препятствий!» — произнес юноша с отчаянием, похожим на отчаяние Лира, когда он говорит: Громы! молнии! вы не дети мои[322]!

«О, если б ты была свободна! если б голос не умер на устах моих, я бы сказал тебе: еще до существования моего я люблю тебя! я люблю тебя теперь! я люблю тебя за гробом Вселенной!..»

— Да! — думал я, — глагол люблю был бы глаголом божественным, если б не спрягался.

«Что мне уверять тебя, — продолжал юноша, — уверения лишают доверенности. Ты прекрасна, добродетельна; ты звезда, ласково светящая на меня с неба! Два звука, согласованные самою природою! — я и ты! — некогда они были одним существом; но какая-то враждующая сила разорвала его надвое, чтоб со временем, при встрече нашей, насладиться нашим страданием!..[323]

О, долго ль сон коварный длится?
Исчез очарованья мир!
Ты не моя, но ты кумир,
Пред коим вечно мне молиться!»

CCX

Восклицания утихли... все умолкло... Я задумался... гений сна повеял крыльями...

Усни же, милый мой малютка,
Проживший десять тысяч

днейИгралищем слепых страстей,
Рабом послушным предрассудка!
Счастлив, когда в ночной тиши
Ты, как покойник, равнодушен
И сон твой кроток, не нарушен
Болезнью сердца и души!

День XXVIII

CCXI

Этот день я не намерен посвящать ни мирному странствию по Вселенной и по событиям, ни военным походам по Булгарии. Он так хорош, как 1-е майя. Но положим, что он и есть 1-е майя; и потому очень неудивительно, если кто-нибудь пригласит меня ехать вместе за город, в сад, в рощу...

Если слова: поедемте с нами! произнесены голосом, которого эхо отдается в сердце... если эти же слова повторены взором... о, тогда я еду непременно!

CCXII

Если любопытство читателей следует за мною на это гулянье, то... послушайте:

— Неужели? — сказало одно кубическое существо.

— Поверьте! — отвечало другое существо, которого я и описать не умею.

Ах, боже мой, какая жалость!
Тиранить так свою жену!
Ее неопытность и шалость
Считать за грех и за вину!
Ох, эта мне понятий древность!
Вот, умолчи и не злословь
В мужьях всевидящую ревность
И безотвязную любовь!
Несносно!..

«О, это правда! — сказала одна юная дева, прекрасная, как невеста Океании. — Мужчины? — льстецы!.. мужья? — тираны!».

— Как эти речи странны мне!
Не понимаю! верно, вам уж
Не раз случалось, хоть во сне,
Влюбленной быть и выйти замуж? —