Странник

«Может быть, я плохо поступила?» — думала она.

Но нет, наверняка нет!

Дэй Дэвис сидел на стойке бара и смотрел, как со свечек, которым он дал женские имена, плывут последние струйки белых слез, их девичье молоко, и как черные фитили опадают и тонут в восковых лужах. Гвен и Люси уже догорели, теперь пришла очередь Гвин. Для Дэвиса это была тройная потеря, ему нужны были их тепло и свет, поскольку солнце уже зашло, а через стекла в двери и окнах он видел только залитый серой водой обширный луг, который окутывала густая тьма. Он надеялся, что увидит огни далекого Уэлльса, но в том направлении тоже царила тьма.

Вода прилива уже давно ворвалась в пивную и теперь стояла настолько высоко, что Дэй сидел с поднятыми ногами. Медленно, описывая круги, по воде плыли две щепки, швабра, коробки из-под сигар и поленья. В определенный момент Дэю пришла в голову мысль покинуть пивную, и на всякий случай он засунул в боковой карман две поллитровки. Однако тут же он вспомнил, что это самая высокая точка во всем районе, что у него здесь есть веселый, теплый свет, и, кроме того, он сам хорошо знал, что сейчас он не годится для того, чтобы отправляться в дорогу.

Так или иначе, но лучше всего делать вид, что ты король Кнут на гробе крокодила. Еще пять сантиметров — и вода начнет спадать, неожиданно подумал он и громко приказал воде, чтобы она отступила, потому что в час, или немного позже, должен быть отлив.

Он глубоко втянул в себя воздух, нюхая открытую пятую бутылку, которую держал в руке, — «Кентуккийская Таверна», экспорт из Соединенных Штатов, и посмотрел на Элизу. Элиза задрожала и погасла, но через мгновение неожиданно вспыхнула ярким голубым огнем.

Оловянные рамки в окнах выгнулись под напором новой волны. Неожиданно осознав, что бар раскачивается, Дэй сделал глоток обжигающей жидкости из бутылки и со смехом закричал:

— По крайней мере, один раз шатается забегаловка, а не Дэй!

Однако затем он наконец понял, что происходит, и крикнул с гордостью и волнением:

— Умирай, Дэй! Умирай! Уйди из этого мира! Но умри отважно! Умри с бутылкой виски в руке, взывая к любимой, чтобы она снова прибыла в Кардифф. Но… — он замолчал и, в очередной раз переборов в себе мелочную зависть, которую питал к Дилану Томасу, продекламировал: — «Не входи мирно в эту добрую ночь. Бунтуй, бунтуй, когда темнеет свет!»

Как раз в тот момент, когда Элиза погасла, а над серой равниной исчезли последние жемчужные полосы света, раздался громкий, решительный стук в дверь.

Дэвиса охватил дикий страх, который одновременно придал ему сил настолько, что, несмотря на алкогольное помрачение, он спрыгнул в холодную воду и побрел, погрузившись по бедра, к двери. Когда он открыл ее, то в угасающем свете трех свечек — Мери, Джейн и Леони — увидел опирающийся о дверную раму длинный, пустой скифф.

Шлепая по воде, которая, с одной стороны, помогала ему поддерживать равновесие, а с другой — сковывала движения, Дэй вернулся к бару, левой рукой сгреб три неначатых бутылки и, отступая к двери, поднял из воды две плавающие доски.

Скифф ждал. Дэй бросил в него доски, осторожно поставил бутылки и, хватаясь руками за фальшборт, оперся о лодку. Он чувствовал, что теряет сознание, когда холодная вода неожиданно плеснула ему в промежность. Дэй неловко подпрыгнул, перевернулся и оказался в скиффе, лицом к мокрым деревянным доскам. Стараясь залезть в лодку, он ненароком толкнул ногой дверную раму, тем самым направляя скифф куда-то в открытый мрак, залитый водой.

Солнце уже заходило, а Ричард продолжал шагать по обочине в нескольких метрах от забитого автомобилями шоссе. Автомобили медленно катили тремя рядами, один за другим, бампер к бамперу, делая невозможным движение в противоположном направлении. Ричард знал, что нет смысла останавливать какой-нибудь из них, чтобы попросить подвезти, потому что везде был полный комплект пассажиров, а даже если бы и нашлось свободное местечко, его немедленно занял бы кто-нибудь другой, которому оно действительно было больше нужно, или же кто-то, идущий ближе к шоссе. Впрочем, он шел почти так же быстро, как ехали автомобили, и значительно быстрее, чем большинство пешеходов.

Теперь он был за Оксбриджем и спешил вместе со всеми в северо-восточном направлении. Все почувствовали облегчение, когда зашло яркое солнце. Хотя любой признак проходящего времени действовал, как стимул, — пешие на мгновение ускоряли шаг, водители сбивались еще теснее.